Туофикеа — общественные новости

Спустя двадцать лет после распада СССР Россия по-прежнему пользуется значительным политико-экономическим влиянием на территории Центральной Азии. В культурном же плане ее значение быстро сходит на нет.

Особенно заметна эта тенденция в языковой области. Ежегодно все больше и больше граждан пяти центральноазиатских государств – Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана – утрачивают связь с русским языком. Согласно демографическим данным, представители молодого поколения, особенно проживающие за пределами пяти столиц, практически не говорят на русском.

Причиной подобного явления является невыделение государственного финансирования на цели обучения русскому языку. В стремлении укрепить свои позиции во власти руководство республик перенаправило ресурсы на обучение родному языку и укрепление местных культурных традиций. Свою роль играют и другие факторы. Так, например, в постсоветскую эпоху стало возможным сделать карьеру и не владея русским языком. «В советские времена, чтобы быть членом КПСС, надо было знать русский язык. Даже в сельской местности русским владели хотя бы представители элиты. Сегодня все по-другому», – говорит директор программы по Центральной Азии и Кавказу Гарвардского университета, специалист по Узбекистану, Лаура Адамс (Laura Adams).

Данные переписи населения в Кыргызстане свидетельствует о катастрофическом упадке русского языка в Центральной Азии. Согласно данным последней переписи населения от 2009 года, русским языком как родным владеют 9 процентов населения в возрасте старше 18 лет, а 50 процентов населения страны той же возрастной категории назвали русский своим вторым языком. По данным же переписи 1999 года, своим родным языком русский считали 14,9 процентов населения, а вторым – 75 процентов населения.

Особенно мрачная картина для русского языка вырисовывается применительно к кыргызской молодежи. Среди детей в возрасте от 7 до 15 лет русскоязычными являются лишь пять процентов и всего 26 процентов владеют русским в достаточной степени, чтобы считать его вторым языком. Падение знания русского языка является тем более тревожным явлением, что этот язык наделен статусом государственного языка.

В остальных странах Центральной Азии ситуация с русским языком еще более печальна. В Узбекистане, например, молодые жители Ферганской долины, похоже, практически вообще не владеют русским. Официальной статистики на этот предмет не ведется, но согласно данным журнала «Демоскоп», издаваемым московским Институтом демографии Государственного университета – Высшей школы экономики, по состоянию на 2004 год кое-как изъясниться на русском могли 60 процентов жителей Узбекистана и лишь 20 процентов могли сказать, что владеют им хорошо.

«Русский был средством общения с внешним миром, – говорит специалист по российским и евразийским делам Центра стратегических и международных исследований Джеффри Манкофф (Jeffrey Mankoff). – Сейчас, когда употребление русского языка сходит на нет, а на его место не приходит ни английский, ни один из других мировых языков, жители Центральной Азии оказываются в невыгодном положении».

Последствия этого явления уже ощутили на себе беднейшие слои жителей Центральной Азии – те самые люди, что в основном и составляют ряды трудовых мигрантов, отправляющихся на заработки в Россию. Согласно последним данным, многие центральноазиатские гастарбайтеры практически не владеют русским языком, что ставит их в уязвимое положение, так как они все чаще и чаще становятся жертвами преследования и злоупотреблений. Согласно выводам Федеральной миграционной службы, почти каждый пятый центральноазиатский гастарбайтер не говорит по-русски, а половина не может самостоятельно заполнить простой бланк. Россия выделяет средства на обучение потенциальных трудовых мигрантов русскому языку, но пока подобные занятия не пользуются особой популярностью.

Помимо проблемы трудовой миграции, закат русского языка затрудняет общение с народами Центральной Азии для представителей Запада. Западные ученые, проводящие исследования в Центральной Азии, обнаруживают, что знания русского языка уже недостаточно для эффективного общения и взаимопонимания. В крупных городах представители западных стран не испытывают особых сложностей. За пределами же городов русский оказывается практически бесполезным.

«В таких пригородных новостройках, как Ак-Жар и Ак-Ордо, я веду свои исследования чаще на кыргызском. Это означает, что в своей исследовательской работе мне приходится полагаться на переводчика, – поясняет аспирант Цюрихского университета Крейг Хатчер (Craig Hatcher), изучающий в Кыргызстане гуманитарную географию. – Это затрудняет мои исследования. Незнание кыргызского языка усложняет процесс установления контакта с опрашиваемыми, и это проблема, которую мне постоянно приходится преодолевать».

Крейг Хатчер и другие представители академических кругов признают необходимость изучения центральноазиатских языков, но отмечают наличие на пути к этому определенных практических и финансовых препятствий. «Просто у меня на родине русский выучить легче. Если вы работаете в целом ряде центральноазиатских стран или других стран постсоветского пространства, то русский является языком общения на всей территории, которое охватывает ваше исследование», – подчеркивает Крейг Хатчер.

Лаура Адамс, занимающаяся изучением проблем узбекской национальной идентичности, пришла к выводу, что для проведения интервью в Узбекистане ей надо учить узбекский язык. «В 1990-х годах в Ташкенте практически все говорили на русском, – отмечает она. – Когда же люди переходили на узбекский, это делалось для подчеркивания местного значения того, о чем шла речь. Подобный переход исключал из круга общения русскоговорящих, а мне как исследователю нужно было не терять нить разговора».

Перед началом работы над диссертацией Адамс посвятила два с лишним года интенсивному обучению узбекскому языку. «Когда ваша научная работа зависит от понимания того, как люди в этих странах воспринимают мир, нужно иметь возможность понимать их как можно лучше. Я знала: чтобы меня приняли тепло, мне нужно знать язык», – рассказывает ученая.

Как и Крейг Хатчер, Лаура Адамс отдавала себе отчет, что учить центральноазиатские языки на Западе гораздо сложнее, чем русский. Из-за урезания бюджета в Гарварде можно теперь изучать лишь один центральноазиатский язык – узбекский, объяснила она. Те, кто хочет, как Хатчер, учить кыргызский, сталкиваются с большими сложностями.

Между тем английский язык не заполняет вакуум, создавшийся в результате отступления русского языка. Похоже, знание английского является замещением для русского в регионе лишь для немногочисленных избранных его представителей. «Английский признается важным языком лишь для тех, кто избирает для себя международную карьеру. Местные жители, работающие в международных НПО в Бишкеке, зачастую прекрасно владеют английским», – говорит Крейг Хатчер.

По мнению Лауры Адамс, русский язык останется языком, который будут изучать представители центральноазиатских стран, ставящие перед собой амбициозные задачи. «Большинство людей, имеющих возможность выбора, по-прежнему считают необходимым учить русский язык, – говорит она. – Если хочешь двигаться вперед, нужно знать русский».