Туофикеа — общественные новости

Митинги надо проводить не перед парковыми кустиками, а перед объектами недовольства митингующих Писатель-краевед Алексей Митрофанов — об идеальном месте для проведения массовых собраний в Москве.

За последние годы не раз поднимался вопрос: а не устроить ли в Москве площадочку для политической активности населения. Этакий цивилизованный гайд-парк. А то митингующим каждый раз надобно новое место — так пусть у них и будет такое место раз и навсегда.

Тут происходит очевидное смешение двух явлений. Одно дело — околополитический треп, а другое — митинг. И места для этого нужны, ясное дело, разные. Не видеть разницы между двумя этими местами — все равно, что путать революционные массы с сырковыми.

На рубеже 80–90-х годов прошлого столетия все это четко понимали. Митинги проводились на Манежной площади, а треп — у памятника Пушкину. Обе эти территории были избраны стихийно и имели свой сакральный смысл. Над Манежной нависали стены Кремля, а Пушкинскую площадь осеняли окна газеты «Московские новости», самой в те времена либеральной.

Те, кому исполнилось хотя бы тридцать пять, прекрасно помнят этот удивительный типаж — человек с Пушкинской площади. Лысина. Щедро покрытая дешевым лаком прядь волос через всю маковку. Подобная прическа называлась «люк» — при порыве ветра прядь поднималась и опускалась, как крышка от танка. Пластмассовые очки, одна из дужек отремонтирована с помощью синей изоленты, одно стекло треснутое. Кургузый пиджак, щедро усыпанный перхотью. Брюки — одновременно и со стрелочками, и с пузырями на коленях. Лиловые советские кроссовки из кожзама.

В глазах — безумие. Скучное безумие, не обаятельное. К уху приставлен маленький приемник — слушать прения депутатов. От обилия этих приемников площадь гудела, как большая пасека.

Это были прямые наследники знаменитых «пикейных жилетов» из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок»: «Странные и смешные в наше время люди. Почти все они были в белых пикейных жилетах и в соломенных шляпах канотье. Некоторые носили даже шляпы из потемневшей Панамской соломы. И уж, конечно, все были в пожелтевших крахмальных воротничках, откуда поднимались волосатые куриные шеи… Они ежедневно прочитывали московскую «Правду»… и все, что бы ни происходило на свете, старики рассматривали как прелюдию к объявлению Черноморска вольным городом».

Совершенно другие лица можно было видеть на Манежной площади. Решительные, гордые и одухотворенные. Смею предположить, что вдохновляли их вовсе не вольнодумцы в лиловых кроссовках. Так же, как в 1921 году вовсе не пикейные жилеты вдохновляли матросов Кронштадта на их героический мятеж. Некая организация, естественно, была, но шла она вовсе не из вольного города Черноморска.

Сама по себе идея устроить некое фиксированное пространство для всех митингов — не слишком-то удачная. Во-первых, в митинге может участвовать и пятьсот, и сотни тысяч человек — при том резиновых площадок не бывает. Во-вторых, митинги проходят все-таки не каждый день, а Москва — не хакасская степь, чтоб попусту разбрасываться в ней гектарами. И в-третьих, вероятно, в самых главных, митинги имеет смысл проводить не перед чахлыми парковыми, пусть даже гайд-парковыми кустиками, а перед объектами недовольства митингующих. Не нравится здравоохранение — перед зданием Минздрава или… как оно там нынче называется. Не нравится политика какого-либо государства — перед посольством этого государства. Не нравится поведение московских властей — перед зданием мэрии. И так далее.

Так что если речь идет об организации московского гайд-парка, то митинги тут совершенно ни при чем. А что при чем? Вопрос не праздный. Представим, что в 1991 году власти решили бы отдать под это какой-нибудь московский парк. Первое время там бы продолжали проводить свои досуги люди с Пушкинской. С каждым месяцем их было бы все меньше — жизнь постепенно деполитизировалась. В сентябре–октябре 1993 года — новый всплеск активности. Еще более кратковременный — жизнь становилась все более сложной, быт и работа требовали больше времени и сил. Очередной пик активности — во время президентских выборов 1996 года. Сравнительно небольшой всплеск после новогодней ночи 2000 года. И до декабря 2011 года — тишина. И потому, что деполитизировалось общество, и потому, что вошел в обиход интернет.

Поначалу здесь на всякий случай дежурили бы журналисты и шпионы-провокаторы. В конце концов их за ненадобностью отозвали бы. Появилась бы какая-нибудь дискотека или павильон для выставок собак и кошек. Редкие люди с политическими транспарантами стали бы восприниматься здесь с недоумением. Территория пустой бы не осталась, ее захлестнула бы сумасшедшая московская жизнь. Но затея была бы обречена на удачу.

Впрочем, место для подобного гайд-парка существует, притом достаточно давно. Это вполне приличное по размерам пространство, которое, как правило, достаточно безлюдно. При том что организация того пространства идеальным образом подходит под задачу. Я имею в виду парк скульптур на задворках Центрального дома художника. У него, конечно, есть владелец, но договориться с ним, видимо, можно. Тогда в периоды политического затишья парк будет просто парком скульптуры, а в другие периоды — становиться местом столкновения политических страстей. Главное, не забывать на это время уносить из парка самые ценные статуи — как снимали ковры в «Эрмитаже» в преддверии празднования Татьянина дня.