Туофикеа — общественные новости

Имея опыт паломнической поездки на Святую Землю, с довольно комфортным вылетом из «Домодедово», я даже и предположить себе не мог, что в Международном аэропорту «Шереметьево» на человека в инвалидной коляске, да ещё и в рясе, посмотрят как на невиданного зверя. Которого неизвестно, как паковать и куда укладывать.

О бардаке, царящем в главных воздушных воротах столицы, я был наслышан давно, однако ж, попавшаяся случайно на глаза статья о том, что в «Шереметьево» появилась специальная комната для инвалидов, аэропорт оборудован уникальным спецоборудованием, персонал прошёл спецобучение и т.д., и т.п., как-то обнадёжили. Да о плохом первоначально даже и не думалось.

Как и положено лицу с ограниченными возможностями, я попросил попутчика отвезти меня в медпункт для консультации – нужно ли мне сопровождение, дополнительная коляска или медобслуживание (ни в чём из перечисленного я, слава Богу, не нуждался). В медпункте на меня вытаращили глаза и даже за-за-икались: «В Хургаду на коляске, а как это»? «Зачем к нам пришли? А идите-ка сразу на регистрацию».

На регистрации на нас посмотрели не менее удивлённо, но девушки были помоложе, и быстро нашли выход из положения, тщательно расспросив, куда мы летали ранее и как нас оформляли. То есть персонал нам попался поголовно неподготовленный, и виноваты, в общем-то, не они, а те горе-руководители, которые сэкономили копеечку на обучении и инструкциях. Потом начались бесконечные консультационные звонки, глубокие вздохи и гримасы, отчётливо демонстрирующие непрофессионализм.

Наконец вызвали представителя авиакомпании. Молодой человек, как мне показалось, выпивший, бодрым уверенным шагом проводил нас в медпункт, где в жёсткой форме, но зато с полной компетентностью объяснил женщинам в белых халатах, что именно они обязаны подготовить меня к посадке на самолёт. Огромное ему спасибо и за решительность, и за то, что отстоял моё право пользоваться своим креслом, а не пересаживаться на уродский стульчик с колёсиками, усидеть на котором мне было бы просто невозможно.

Нас с другом проводили по узкому коридору в конурку с обшарпанной штукатуркой, размером 2 на 2 метра, расположенную рядом с туалетом, откуда разносились «ароматы» давно не вычищавшейся уличной уборной. Впрочем, этот запах почему-то ощущался во всех закоулках терминала F, из которого мы вылетали 28 декабря в Египет.

В комнатке, больше напоминавшей камеру-одиночку, стояла тумбочка, кресло с вырванной обивкой и кушетка, зачем-то обтянутая клеенкой, будто на ней только и делали, что ежедневно потрошили трупы. Неужели это и есть та самая уникальная комната для инвалидов, — подумалось нам.

В этом помещении мы просидели с другом два часа и наслушались вдоволь того, от чего у меня волосы под скуфьёй встали дыбом. Общий фон разговора двух медработников, заседавших в соседней комнате, чем-то напоминал кудахтанье в курятнике. Решение нашей судьбы, с многочисленными, но по большей части, бестолковыми звонками, велись вперемешку с обсуждением итогов предстоящих выборов, личной жизни и трудовых будней.

«Алло! У нас тут два мальчика, один больной на колясочке, по виду священнослужитель. Как грузить? Не знаете? А кто знает?…» Не скрою, я от болезни сильно усох и позвоночник изогнулся, но борода, тем не менее, наполовину седая. А у друга размер головы, если не ошибаюсь, 65 и тоже с проседью.

Наконец всё-таки кто-то на другом конце провода вынес суровый приговор, потому что одна из медсестёр с глубочайшим сожалением вздохнула: «Ну вот, придётся мне сопровождать до самолёта». «Я недавно больного сопровождала с капельницей, ему плохо стало, а что делать не знаю,… врач пьяный». Закончилась ли история летальным исходом, узнать мне так и не довелось. Потому что в узком проёме двери появился представитель МВД, с пистолетом, в фуражке и с суровым взглядом. В общем, как в советских фильмах про шпионов. Пришла представительница паспортного контроля с лицом – «враг не пройдёт». Ни «здравствуйте», ни «Доброго пути» мы не услышали. Нас тщательно обыскали: мне промяли скуфью, путника к его же веселью подёргали за ширинку, зачем-то заставили включить планшетник. Глаза невольно скосились на кушетку с клеенкой. Подумалось, что если не потрошение, то допрос с пристрастием очень даже возможен.

Представители ушли, и мы снова остались в удушающей атмосфере близ расположенного туалета. В соседней комнате раздался звонок – от сердечного приступа скончался сотрудник Шереметьево, звонили в медпункт, но трубку никто не брал. «Курятник» заметно всполошился. «А ну и что, они не нам звонили или это была не наша смена, пусть звонки прослушивают, мы не виноваты…» — и т.д. и в том же духе примерно на час.

Самолет, видимо, уже готовился к вылету, и ситуацию с нами прибежал исправлять несколько округлый и, как мне показалось, изрядно подвыпивший человек, наличие пиджака на котором выдавало в нём начальника; с ним было ещё человек пять-семь. Зачем-то отстранив сопровождавшего меня друга, со словами – «не боись, не первую епархию перевозим», — округлый товарищ вцепился в коляску и устремился с ней к ждавшей меня карете «Скорой помощи». Сесть на переднее сиденье не разрешили, сказали — не положено.

А вот как пять или семь растерянных лбов во главе с подвыпившим или просто неадекватным по природной дури начальником пытались меня засунуть в ГАЗель – это надо было снимать на видео. Коляску со мной пытались засунуть то передом, то задом, то поставить боком в проёмы, куда она даже визуально протиснуться не могла, причем ничуть не беспокоясь, имею ли я возможность держаться. Мышц у меня почти не осталось, и я был не пристёгнут, так что держался исключительно милостью Божьей. Зато суставы на ногах срослись так, что в случае падения как минимум тройной перелом был бы обеспечен.

В итоге меня забросили боком на носилки в Скорую помощь, скинув скуфью, задрав и помяв подрясник, и в таком виде 20 минут транспортировали до самолёта, стоявшего в другом терминале. Вообще-то, скорби и унижения монашествующим полезны, нам велено молиться за оскорбляющих нас и даже за врагов. Но здесь-то речь идёт не о врагах, а об несчастных людях, на профессиональном обучении которых кое-кто из управления Международным аэропортом Шереметьево сэкономил деньги. При этом ни одного случая возвращения сэкономленного госкорпорацией в бюджет современная история не знает. Эти деньги, как, очевидно, и те, что были выделены на широко разрекламированную комнату для инвалидов, которую я так и не увидел, просто упали в чей-то карман.

А это не просто деньги – некая абстрактная сумма, это средства, оторванные от детей, стариков, инвалидов, матерей-одиночек, медицины, образования, программ развития села и национального производства.

В этом году мне довелось много поездить по России и видеть десятки заброшенных и обезлюдевших деревень. Лишь огромные стены монастырей и храмы свидетельствуют о том, что когда-то там кипела жизнь. Куда же она делась? А её убили те, кто считал, что запускать руку в государственную казну – это не грех.

Но это статистика, и средства массовой информации могут поверить в байку о «естественной убыли населения». Богу же известно, кто умер, до конца исчерпав свой земной удел, а кому помогли непрошенные «помощники». А значит, пред Богом отвечать всё же придётся по всей строгости, и ни откуп, ни связи в Прокуратуре там не помогут.

Мы живём в информационном обществе, и я принадлежу к той породе современных монахов, которые с экономической ситуацией в стране, к сожалению, знакомы лучше, чем с учением Аввы Дорофея. Слишком о многом приходится думать, и выводы получаются весьма удручающие.

Ещё раз осмелюсь напомнить, что обворовывание своего Отечества и народа есть величайший грех, а регистрация Международным аэропортом «Шереметьево» дочерних компаний на Кипре, точно так же как и решение Минтранса о допуске иностранных компаний на внутренние рейсы, предполагает его преумножение.

Итак, подведём итог накопленных впечатлений: два, как нам с путником показалось, подвыпивших сотрудника, пьяный доктор, не сумевший вовремя поставить капельницу больному, полный непрофессионализма персонал, смерть сотрудника аэропорта от своевременно не оказанной медицинской помощи, судьба больного под капельницей осталась не выясненной и т.д. Не слишком ли это много для одного терминала и всего лишь одного дня шереметьевских будней? А ведь речь идёт об авиации, подобный бардак, может повлечь трагедии куда более масштабные.

О своём пребывании в Египте писать мне особо нечего: никаких злоключений, всё согласно расписанию. Там живёт очень доброжелательный и, как мне показалось, вопреки официальной статистике, в основном, христианский народ.

Сразу по прибытии в аэропорт Хургады к самолёту подкатил специальный лифт, который доставил меня прямо к зданию приёма пассажиров. До гостиницы меня отвезли на микроавтобусе, что более удобно, чем большой двухэтажный туристический. До монастыря Антония Великого мне также предложили индивидуальный трансферт и сопровождение. И это, заметьте, всё было сделано без какой-либо заботы с моей стороны. На обратном пути всё прошло точно так же – без сучка и задоринки, потому что есть инструкции, которые соблюдаются. И это в стране Третьего мира, где недавно якобы прошла революция.