http://tuofikea.ru/novelty

Активное меньшинство и пассивное большинство

При этом, цели и интересы двух категорий недовольных властью граждан полярны

Сегодня в современном российском обществе проявляются два вида протеста или два вида недовольства, очень различающиеся между собой и мало накладывающиеся друг на друга. Один — активно артикулируемый в Интернете и выражаемый в активных уличных акциях оппозиции или тех, кто называет себя оппозицией. Другой — находящий свое выражение в голосовании на выборах и социологических опросах, а также — бытовых разговорах.

Этот второй вид протеста более массовый и более значительный, хотя мало представлен в публичном политическом пространстве. Это протест или недовольство по поводу социальных и экономических условий существования людей. В основном, это протест по поводу роста цен, низких зарплат (пенсий, пособий, стипендий), безработицы. Это пассивный протест достаточно больших социальных групп.

Согласно результатам недавнего опроса Левада-центра, 56 % опрошенных граждан винят сегодня правительство России в том, что оно «не может справиться с ростом цен, падением доходов населения», 37 % предъявляют правительству претензии в связи с «недостаточной заботой о социальной защите населения», столько же респондентов, 37%, недовольны тем, что правительство «не может обеспечить людей работой».

Политически на этот протест опираются левые парламентские партии. Но на лежащие в основе этого протеста ожидания и претензии опирается и власть. Теоретически носители этого протестного недовольства должны голосовать за КПРФ. Но КПРФ и стилистически, и политически позиционировала себя за последние двадцать лет таким образом, что если из соображений идеологической приверженности за нее голосовать и готовы часть избирателей, то в практическом плане значительная часть недовольных, если судить и по результатам тех же опросов, и по результатам выборов (даже с учетом обвинений в фальсификации, выдвигаемых оппозицией партии власти), не видит в этом смысла, поскольку не видит за партией реальных дел. Часть носителей этого протеста голосует за эсэров и ЛДПР. Часть — просто не видит смысла выборах и на них не ходит. Но значительная часть протестующих свои ожидания возлагает, как это не парадоксально, на власть и на ее партию — «Единую Россию». Потому что от них, в отличие от той же КПРФ, недовольные видят хоть мизерную, но отдачу. Эта часть недовольных рассматривает нынешнюю власть, как своего рода «синицу в руках». С точки зрения данной категории недовольных, эта власть обычно, в отличие от времен Ельцина и Горбачева, не приносит вреда, но еще иногда приносит пусть и очень малую пользу, когда, например, ненамного, но повышает пенсии, МРОТ и вообще как-то проявляет свою пусть малую, но социальную ориентированность.

Одним словом, эта часть общества свой протест направляет против власти, но убедительной альтернативы ей не видит. А после авантюр Горбачева и Ельцина менять ее на нечто неизвестное не хочет.

Другой же вид протеста (присущий активной оппозиции) — это, в основном, протест против известного авторитаризма нынешней власти. Но не против него, как такового, а против ее, оппозиции, неучастия в нем. При этом, сама оппозиция очень разнородна. Есть в ее рядах и те, кто искренне возмущен произволом властей, а есть и, в том числе, представители остатков старого политического класса, сохранившегося в стране со времен Горбачева и Ельцина. Это своего рода «политические дружины» той или иной направленности, оказавшиеся не востребованными в новых условиях. Так, после окончания феодальной усобицы часть ландскнехтов тех или иных владетелей вливается в состав утвердившего свою власть правителя, но часть остается «неприкаянно рыскать» по политическим распутьям. Их жизнь — война. Они не умеют другого. Они даже полны определенного романтизма и преданности старым знаменам, нужна лишь подходящая война. И главная их претензия к королю заключается даже не в том, что он не взял их в свое регулярное войско, а в том, что больше нет войны и усобицы, той атмосферы, к которой они привыкли и в которой себя реализовывали либо готовились реализовать.

Претензии этих остатков вольного политического класса, старого политического актива и политических боевиков когда-то господствовавших, но разбитых армий, — это частью смешение тех лозунгов, под которыми они когда-то выходили на минувшую войну, частью — требование создания тех условий, при которых они могли бы оказаться кому-то полезными.

Их требования не экономические и не социально-экономические. Минувшая война не прошла для них безвыгодно, и в этом отношении они мало страдают. Они не требуют от государства повышения оплаты труда, потому что в этом не нуждаются, и если оплату получают, то из других источников. Их требования сугубо политические, причем, ориентированные не на те или иные изменения самой системы — введение избирательного права, той или иной системы голосования, проведение действительно честных выборов и т.д., а на обеспечение их приоритетного участия в политической жизни. Они недовольны существующей властью по одним причинам, но пытаются вновь возглавить протест других, основной массы протестующих, пытаются активизировать массы и включить их в нужное активистам политическое действие.

Но на самом деле требования этих двух категорий протестующих полярны. Полярны их экономические интересы, потому что одним нужен рынок, а другим он причиняет лишь вред. Полярны их политические интересы, потому что одним нужно пространство для политической активности, а другим — политическая стабильность.

Поэтому носители такого рода политического протеста не понимают, чего хочет основная масса недовольных властью. А эта основная масса — носители социально-экономического недовольства — вполне естественно считают активистов 90-х чужими и не верят им.

Одним важнее право на шествия, другим — право на труд. Одним важно чтобы их допускали к выборам и давали каждому возможность создать по своей собственной политической партии, другим важно бесплатное здравоохранение и образование. Одним важнее честный подсчет голосов, другим — честный расчет заработной платы (хотя, понятно, что честный подсчет голосов необходим любому обществу, претендующему на звание справедливого и благополучного). Парадокс существующей системы заключается в том, что в какой-то момент она пыталась согласовать интересы и одних, и других. Но интересы эти всегда были различны. И всегда приходили в столкновение.

Сейчас все более очевидными становятся два вынашиваемых в обществе и становящихся все более явными протеста. Пытаться маневрировать между ними — значит, в тот или иной момент оказаться под огнем обеих сторон. Нужно выбирать: либо — со сверхактивным меньшинством, либо — с пока пассивным, но подавляющим большинством. Десять лет назад система их развела по разные стороны ринга. Сегодня придется становиться власти на чью-то сторону.

Те, кому важны социальные права, может быть, и вступили бы в борьбу за политические права для себя и своей партии, возникни она у них. Но меньше всего они хотят и готовы отстаивать политические права тех, кто привел их к экономической катастрофе в 1992 и 1998 годах. И политическая пассивность большинства, во многом, связана как раз и с тем, что, по мнению большей части населения, быть сегодня против сегодняшней, очень мало любимой и уважаемой населением власти — это, в том числе, быть с теми, избавления от которых население так желало.