Туофикеа — общественные новости

В генетике и теории эволюции есть такое понятие — «обнадеживающий урод».

В последнее время стало хорошим тоном ужасаться будущему России и представлять его в самых темных красках. Распад страны, физическое и умственное вырождение, полчища варваров с юга… Такая тенденция преждевременного «самопогребения» не нова: перечитайте Гоголя «Страхи и ужасы России» (1846). Некая графиня пишет Гоголю: «все падают духом как бы в ожидании чего-то неизбежного», «каждый думает только о спасении личных выгод, о сохранении собственной пользы, точно, как на поле сражения после потерянной битвы всякой думает только о спасении жизни». Гоголь отвечает ей христианским внушением и призывом к самосовершенствованию. Мне хочется ответить на эти вековые страхи одной аналогией, касающейся общих эволюционных процессов.

В генетике и теории эволюции есть такое понятие — «обнадеживающий урод» (hopeful monster; в другом переводе — «многообещающий урод). Обнадеживающие уроды появляются в результате макромутации организмов, которые отклоняются в своем строении от нормальных и могут быть адаптированы, иногда весьма успешно, к измененным условиям среды. Попав в эти условия, они могут дать начало новым видам или другим таксонам (группам организмов).1

Понятие «обнадеживающего урода» ввел американский генетик Рихард Гольдшмидт2, подвергнув критике одно из центральных положений дарвиновской теории эволюции. Дарвин писал: «Естественный отбор никогда не может делать внезапных больших скачков, а всегда продвигается короткими, но верными, хотя и медленными шагами», «кумулируя мелкие вариации».3 По мысли Гольдшмидта, «мелкими вариациями» нельзя объяснить образование новых видов, тем более, что палеонтология практически не обнаруживает переходных межвидовых форм, которые могли бы свидетельствовать о постепенном образовании одного вида из другого. Поэтому в теории эволюции следует допустить большой скачок, макромутацию, которая может оказаться благоприятной и «видообразующей» только если такой мутант находит для себя новую экологическую нишу.

Следует подчеркнуть, что «обнадеживающий урод» — это, во-первых, оксюморон, подобно «белой вороне» или «черному лебедю», т.е. содержит в себе взрывчатое сочетание противоположных понятий. Во-вторых, «урод» в этой концепции — не оценочный, а описательный термин, указывающий на сильные аномалии в организме. При совпадении с аномальными переменами в природной среде такой «минус на минус» может дать плюс, т.е. дать толчок развитию нового вида.

Отношение к идеям Гольдшмидта менялось. Поначалу сторонники господствующей, дарвиновой теории эволюции критиковали или даже высмеивали концепцию «скачков» (сальтационизм). Но в последнее время в связи с прорывами в области молекулярно-генетических основ биологии развития, все больше биологов относятся одобрительно к представлениям Гольдшмидта о макромутациях.4

Не исключено, что эволюционные скачки могут происходить не только в животных, но и в человеческих популяциях, и соответственно понятие «макромутации», или «системной мутации», может относиться к культуре, к этносам. Тогда понятие «обнадеживающего урода» применимо к социогенезу. Социальная эволюция может происходить путем накопления мелких мутаций, едва заметных изменений в строении или функциях общественного организма. Таков путь «нормальных» обществ, характерный для Запада: постепенные изменения, частичные реформы в политико-экономических системах, что, собственно, и означает «эволюционный» путь развития. Революции же можно сравнить с макромутациями, которые делают возможным развитие совершенно новых форм, не только видов, но и более крупных таксонов: родов, семейств, отрядов. Обычно макромутации вредоносны, и в результате появляется нежизнеспособный урод, обреченный на быструю гибель. Однако крупное изменение может привести к возникновению формы, способной адаптироваться в какой-либо новой среде и стать началом новой эволюционной линии.

У России, пережившей за один прошлый век четыре революции и три войны (в том числе две мировые), налицо признаки вредных социальных мутаций:

— дегенерация населения, демографический спад, повальный алкоголизм и распространение наркомании, повышенная смертность и низкая продолжительность жизни;

— угроза распада страны, расползания «федерации» по этническим и религиозным швам, отсутствие союзников на политической арене, уязвимость границ, неотвратимый натиск соседних, более приспособленных, демографически и социально активных цивилизаций (исламской, китайской, японской);

— развал науки и всех производительных отраслей хозяйства, выживание только за счет выкачки недр, катастрофическое состояние дорог, транспорта и всей инфраструктуры, что чревато постоянными чрезвычайными ситуациями;

— всепроникающая коррупция, отсутствие демократического разделения властей и механизмов обновления власти, неразвитость гражданского общества и местного самоуправления, зависимость населения от бюрократии;

— цинизм и индифферентность населения, его криминализация и сращение власти и криминалитета, неразвитость права и правосознания, утрата всех традиционных ценностей и моральных приоритетов, отток самой интеллектуальной части общества, «мозгов», на Запад.

Все происходящее, казалось бы, подтверждает ту закономерность, которую исследует биология. Тяжелые условия жизни, являясь сильнейшим стрессовым фактором, резко усиливают процесс мутагенеза. «Когда популяция доходит до грани жизни и смерти, в ней возникает множество мутаций, большинство из которых гибельно для нее».5 Гибельно!

Но может быть, российская цивилизация являет собой социальный эквивалент «обнадеживающего урода», причем с акцентом на «обнадеживающем»? Наряду с разрушительными мутациями следует отметить и ряд таких, которые могут стать конструктивными. Они воспринимаются как аномалии с точки зрения развитых постиндустриальных западных обществ, но могут послужить ростковыми точками «надежды» в судьбе России:

— высокая адаптивность к низшим, минимально приемлемым условиям существования; появление «отравоядной» породы людей, способных выносить предельные нагрузки и экологически вредную среду обитания6;

— нелинейность, ризоматичность социальных структур, многообразно ветвящихся, запутанных, как грибница, не поддающихся вертикальному выпрямлению (в отличие от структуры дерева) и привычно живущих в состоянии хаоса7;

— слабая развитость технических и юридических аспектов цивилизации, ее близость к природе, к естественным жизнеотношениям как препятствие «политической корректности»; — недостаточная специализированность всего культурного поля, тенденция к цельности, гибридности; «духовность», «интеллигентность» как предельно общие ценности знания, совести в чистом виде; текучесть, аморфность, «свободное веяние духа»;

— многообразие этносов и обширность территории, позволяющая легко перемещаться, скрываться, ускользать от контроля, создавать альтернативные группы и движения;

— сила дружеских и родственных связей, не поддающихся бюрократизации, официальному контролю и способных формировать сопротивление государственным, чересчур жестким структурам; патриархальные семьи из нескольких поколений;

— «блат», кружковщина, клубление, кучкование; значимость неформальных, фамильярных, теневых отношений в социально-экономической сфере;

— резерв жизненных альтернатив, образованный большим числом чудаков, юродивых, маргиналов, аутсайдеров, причудливых характеров, патологий поведения и психики, «выкидышей» цивилизации.

Таким образом, совокупность аномалий, отличающих российскую цивилизацию, ставит ее в крайне опасное положение, на грань катастрофы. «Однако, — по словам биолога, — среди множества этих «уродов», возможно, появится и такой, который впишется в какую-либо новую экологическую нишу».8 Речь сейчас идет не о биологических, а о социальных аномалиях и о том, насколько они могут вписаться в сценарии будущего развития человечества.

Сейчас трудно предсказать, какие исторические условия на Земле могут способствовать тому, чтобы такой продукт системных общественных мутаций, т.е. революций и войн, скачков от капитализма к коммунизму и обратно, оказался «обнадеживающим». Где надежда? В чем она? Где эта «новая экологическая ниша»?

— Может быть, произойдет планетарная катастрофа и выживут только представители народа, наиболее терпеливого и невзыскательного, приспособленного к наихудшим, наитруднейшим условиям существования.

— Возможны и техногенные катаклизмы (типа взрывов на атомных электростанциях), в которых лучший шанс на выживание окажется у технически менее развитых или территориально наиболее рассеянных наций, с наименьшей плотностью населения.

— Может быть, разразятся свирепые пандемии, против которых устойчива окажется, условно говоря, только наиболее «проспиртованная» часть мирового населения.

— Может быть, начнется война между Западом и исламом, и Россия, с ее многовековым опытом полиэтничности и поликонфессиональности, окажется местом их примирения, откроет новую страницу истории «после третьей мировой войны».

— Может быть, Россия сумеет защитить от агрессии воинствующего исламского фундаментализма Европу, которая в силу политической корректности готова будет к быстрому разоружению и капитуляции.

— Может быть, к власти придет мировое правительство, которое учредит деспотический порядок на Земле, — и тогда Россия, получившая «прививку» тоталитаризма в 20-ом веке, окажется наиболее способной к сопротивлению, поскольку уже выработала в себе иммунитет против этой смертельной опасности.

— Может быть, нагрянут инопланетяне и установят свою диктатуру, пользуясь уже подготовленной для них информационной и экономической структурой высокоразвитых обществ, а Россия, с ее индустриальной отсталостью, окажется прорехой в этой диктатуре, местом новой самоорганизации человечества.

— Может быть, к середине 21 века, как намечено современной кибер-футуристикой, исполнится предсказание о «сингулярности», торжестве искусственного разума, — о цивилизации, управляемой компьютерными программами и уже не подвластной контролю людей как биологически ограниченного и малоэффективного вида. И тогда отсталая Россия окажется позади этого самоубийственного прогресса и останется заповедником «глупого», естественного, не управляемого кибернетикой разума, что может стать спасительным для человечества…9

Иными словами, признаки нынешнего уродства могут оказаться эволюционно выигрышными в случае катастрофических вариантов мирового развития. И даже вдвойне выигрышными, если катастрофа окажется не планетарной, а «избирательной» — и благоприятной именно для этой части суши. Например, если произойдет глобальное изменение климата — потепление, и Россия окажется в самой мягкой климатической полосе, выгодной для хозяйственного развития.10 Или, напротив, начнется новый ледниковый период, что также, по некоторым прогнозам, сулит России процветание.11

Может быть… Вообще механизм чрезвычайно рискованных макромутаций, с минимальным, почти «чудесным» шансом на спасение, давно запущен в России и может объяснить не только ее нынешнее состояние, но и ее «революционные» традиции, даже фольклор, где выразилось парадоксальное самосознание народа. «Обнадеживающий урод» — глубинный российский архетип, сказочный Иван-дурак, все время плошавший перед умными старшими братьями, но потом чудом («глупой случайностью») отхвативший себе прекрасную царевну и царство в придачу. Есть в русском фольклоре и прямой биоморфный образ макромутации: болотная лягушка оборачивается прекрасной царевной Василисой Премудрой.

Если вернуться от сказки к исторической реальности, то надежд немного, и все они достаточно призрачны. Собственно, почти все вышеприведенные варианты катастроф, выгодных для России («в Петербурге будут выращивать арбузы»), тоже похожи на сказку. Но следует признать, что сказочны и многие события палеонтологической летописи. Например, стоит вспомнить, что птицы, как один из классов позвоночных, образовались, скорее всего, в результате внезапной системной мутации. По словам немецкого эволюциониста и палеонтолога Отто Шиндевольфа, «Искать переходные формы бесполезно, потому что их и не было: первая птица вылупилась из яйца рептилии».12 Существенно, что это была именно макромутация, которая скачком изменила всю структуру организма. «Перспективный монстр» — совокупность многих аномальных признаков, в данном случае — наличие клюва, перьев, крыльев и т.п.

Ошибка (мутация) в генетическом коде динозавра — и вот перед нами птица, урод, если взглянуть на нее глазами рептилий. Гадкий динозаврик… А птицы, тем не менее, оказались не просто обнадеживающими, но и весьма надежными, красивыми, плодовитыми «уродами», украшающими Землю и вызывающими ассоциацию с ангелами, с самыми возвышенными созданиями воображения.

Да что птицы — сам человек, по оценке современной эволюционной теории, тоже возник в результате разрыва и скачка, как обнадеживающий урод царства приматов, гадкая обезьянка. «Организация человека уродлива по сравнению с его предками: таковы, например, анатомические особенности, связанные с вертикальным положением тела, отсутствие хвоста, волосяного покрова и т.д.»13 Поэтому не только обезьяны кажутся уродливыми человеку, — в такой же мере и он должен выглядеть уродливо-нелепым в их глазах: бесшерстый, бесхвостый, на двух ножках, ручки беспомощно болтаются — девать некуда… И ведь взгляд приматов, по сути, более объективен, поскольку они были нормой тогда, когда человек был еще только аномалией.

Значит, уродство — не причина для отчаяния. Если уж и птицы уроды среди рептилий, и человек урод среди приматов, то положение России в ряду более благополучных и «нормальных» государств оставляет надежду на то, что роковые ошибки в генетическом коде российской цивилизации могут оказаться счастливой случайностью — залогом не просто будущего выживания, но и новой ветви эволюции. Но чем больше риска, тем масштабнее должен быть тот эволюционный сдвиг, который может его оправдать. Птицы и человек — результаты огромного эволюционного риска, поскольку среди макромутаций преобладают разрушительные. Но только такие макромутации и способны вести к образованию новых видов и классов за эволюционно кратчайшие сроки, за жизнь нескольких поколений.

Так что России есть на что надеяться. Шансы есть, и угрозы не фатальны. Мы не прошлое, а настоящее Земли, мы не наблюдаем этот процесс палеонтологически, но участвуем в нем эсхатологически. Oт всех носителей российского культурного генотипа зависит, насколько эта системная мутация окажется вредной или благоприятной для данного исторического организма и приведет к его гибели — или созданию новой линии эволюции.