Туофикеа — общественные новости

70 лет назад, 28 июля 1942 года, в войсках Красной Армии был зачитан приказ наркома обороны СССР № 227, получивший неофициальное название «Ни шагу назад!». Почему ему суждено было войти в историю Великой Отечественной войны особой вехой?

В палящий июль 1942 года в большой излучине Дона делали бойцы и командиры Красной Армии своё ратное дело. Отбиваясь от превосходящего противника, рвавшегося к Сталинграду и на Кавказ, отходили, зарывались в землю, жгли фашистские танки, секли пехоту, хоронили своих, вновь отходили, вновь принимали бой… Кляли старших начальников за ошибки, а ещё пуще «фрица», у которого сил, казалось, было немерено, отводили глаза под взорами жителей станиц и хуторов, остававшихся под оккупацией, сшиба­лись в яростных схватках с фашистами — и вновь отступали. За неполный месяц — с 28 июня по 24 июля, свидетельствуют историки, наши войска отошли на восток почти на 400 километров.

В крайне неблагоприятном развитии событий проявилось недостаточное умение высшего командного звена Советских Вооружённых сил предвидеть действия противника, управлять большими массами живой силы, бронетанковой техники и другими средствами боя. Но поражения во многом были обусловлены и ярко выраженным оборонительным синдромом.

То, что часть рядового и командно-начальствующего состава была парализована страхом перед силами врага, а то и полной безысходностью, подтверждали донесения особого отдела НКВД Сталинградского фронта в Москву. В высказываниях военнослужащих, в их переписке всё чаще стали фигурировать далекие тыловые рубежи, до которых многие психологически уже были готовы отступить: «Положение у нас крайне тяжёлое, почти безвыходное… Так мы довоюемся, что и на Урале не удержимся» (начальник отдела укомплектования штаба фронта майор Антонов); «Немцы сейчас вырвали инициативу из наших рук и, если мы не сумели удержаться на Дону, не удержимся и на Волге. Придётся отходить до Урала» (интендант 2 ранга Фей).

Подобные «пораженческие», по терминологии того времени, настроения были не редкостью. В конкретной обстановке лета1942 годаони выдавали слабый психологический настрой многих военнослужащих, упадок духа и внутреннюю готовность к дальнейшему отступлению.

Один из свидетелей беспорядочного отхода, а порой и бегства войск, полковник Я. П. Тетушкин, командир 141-й стрелковой дивизии, которая занимала оборонительный рубеж в районе Воронежа, так изложил свои горькие впечатления в письме секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову: «Ни одной организованно отступающей части я не видел на фронте от Воронежа на юг до г. Коротояк. Это были отдельные группки бойцов всех родов оружия, следовавшие, как правило, без оружия, часто даже без обуви, имея при себе вещевые мешки и котелок. Попутно они (не все, конечно) отбирали продовольствие у наших тыловых армейских учреждений и автомашины. Кто идёт с винтовкой, то она обычно ржавая (а производства1942 г.). Картина эта мне знакома по прошлому году».

Автор письма обращал внимание на недостаточную стойкость и плохую обученность пехоты, отсутствие беспрекословного повиновения младшего старшему, особенно в звене боец — младший командир. С убеждённостью старого воина (а он участвовал еще в Первой мировой войне) полковник Тетушкин подсказывал один из путей решения проблемы: «У нас не хватает жёсткой дисциплины, чтобы наверняка обеспечить успех в бою, чтобы никто не смел бросить своё место в окопе в любой обстановке. Умри, а держись. Всё это должно быть обеспечено соответствующим законом, отражённым в уставах».

Чтобы восстановить устойчивость стратегической обороны, Ставка ВГК предприняла ряд экстренных мер. На сталинградское направление она перебросила значительную часть своих резервов — шесть общевойсковых армий и шесть танковых корпусов. 12 июля был создан Сталинградский фронт под командованием Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко.

Массирование сил и средств на угрожаемом направлении сопровождалось беспрецедентной акцией пропагандистского и дисциплинарного характера. В изданном 28 июля1942 годаприказе наркома обороны СССР № 227, получившем неофициальное название «Ни шагу назад!», власть, пожалуй, впервые после начала войны решилась сказать жёстокую правду о реальном положении на фронтах, о том, что дальнейшее отступление грозило Советскому Союзу военным поражением и утратой национальной независимости.

Советские люди узнали о масштабах понесённых страной потерь: на оккупированной врагом территории проживало до войны 70 млн. человек, собиралось в год более 800 млн. пудов хлеба, выплавлялось 10 млн. тонн металла.

Но главная беда даже не в том, а, как следовало из приказа, в малодушных расчётах на бескрайность российских просторов, в отсутствии в войсках должной стойкости и дисциплины. Отход с боевых позиций без приказа высшего командования приобрёл массовый характер.

Пафос приказа № 227 заключён в следующем его положении: «Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования». Приказ, зачитывавшийся во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах, довели буквально до каждого военнослужащего.

Нарком обороны СССР и Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин не только дал право, но и прямо потребовал на месте истреблять паникёров и трусов. Командиры рот, батальонов, полков, дивизий, комиссары и политработники, отступившие с боевой позиции без приказа командования, объявлялись предателями Родины со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В качестве одной из важнейших репрессивных санкций приказ № 227 определил введение в Красной Армии штрафных формирований. Военным советам фронтов, их командующим предписывалось «сформировать в пределах фронта от одного до трёх (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». В пределах армий также формировалось от пяти до десяти штрафных рот численностью 150-200 человек каждая, куда по тем же мотивам направлялись рядовые бойцы и младшие командиры.

Нарком также приказал сформировать в пределах каждой армии три — пять хорошо вооружённых заградительных отрядов (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода расстреливать на месте паникёров и трусов.

Жестко? Сурово? Да, несомненно. Сквозь строки 227-го приказа явственно проступает: отход наших войск остановить любой ценой. Любой! Иначе — гибель.

Да, можно и нужно говорить, что утрата нами стратегической инициативы, перехваченной было у немцев в результате контрнаступления под Мо­сквой, лежит, прежде всего, на совести самого автора приказа «Ни шагу назад!». Прислушайся Сталин к мнению Г. К. Жукова, Б. М. Шапошникова, А. М. Василевского, не было бы, очевидно, весенних катастроф в Крыму и под Харьковом, не было бы потом прорыва немцев в большую излучину Дона и нашего отступления вплоть до Волги и Главного Кавказского хребта.

Но ведь и то факт, что в бою многое зависит не от командарма, комфронта или Верховного, а от командира роты, взвода, от рядового бойца. От их дисциплины и стойкости.

Подчас вроде и военное искусство диктует: целесообразно выровнять линию фронта, занять в тылу более удобную позицию, но конкретно сложившаяся ситуация властно требует во что бы то ни стало задержаться именно на том рубеже, где стоишь, здесь врасти в землю.

Перелом в настроении войск после 28 июля 1942 года отмечают многие фронтовики. «Если бы не железная дисциплина на фронте и в тылу, могли бы мы одержать победу под Сталинградом, да и в войне в целом? Мы, рядовые Великой Отечественной, в один голос можем сказать: нет!» — писал автору фронтовик Б. И. Валешев из Чусового Пермской области.

Велика на войне сила приказа, кто спорит. Но чтобы действи­тельностью стало — ни шагу назад, требуется и ещё кое-что. Вот и упомянутый выше Б. Валешев признаёт, что даже в тех весьма жёстких условиях, которые определял приказ № 227, «были и предатели, и дезертиры, и добровольно сдающиеся в плен».

Отступление наших войск после 28 июля, замедлившись, всё же не прекратилось. Они отошли ещё почти на 150 километров, до самой Волги. Выходит, не каждого испугали заградотряды и штрафные роты?

Всё дело в том, что приказ командира, матерок товарища, автомат заградотрядовца, перспектива штрафбата способны лишь добавить мужества в сердце или окончательно подкосить колени. Но решение каждый принимает сам. И прежде всего перед собой, перед своей совестью отвечает.

И еще о приказе № 227. Как к нему ни относись, неоспоримо, что, хотя и после его обнародования отход наших войск некоторое время продолжался, он обозначил некий важнейший рубеж, перелом в духовном и моральном настрое войск.

В этой связи нельзя не согласиться с писателем-фронтовиком Л. И. Лазаревым: «И дело не в самом по себе приказе, как это иногда представляют, ставшем спасительным, а в том, что он совпал с настроением великого множества сражавшихся на фронте. Надо было, чего бы это каждому из нас ни стоило, упереться. И упёрлись. Упёрлись в Сталинграде, Воронеже, Новороссийске. Из мрака и ожесточения, которые были в наших душах (Пушкин, размышляя о том, что решило дело в 1812 году, назвал это «остервенением народа»), и родилась та сила сопротивления, с которой так победоносно наступавшие немцы справиться не смогли, сломались».