Туофикеа — общественные новости

А. ПЛЮЩЕВ … Просят прокомментировать присоединение России к ВТО …

С. АЛЕКСАШЕНКО — … Я за присоединение России к ВТО, потому что я в первую очередь ощущаю себя гражданином Российской Федерации.
…
А. ПЛЮЩЕВ — Непопулярно.

С. АЛЕКСАШЕНКО — …Я как-то привёл такую аналогию. … мы все следим, что происходит в российском футболе. Сейчас идут такие горячие дискуссии относительно лимита на легионеров. А давайте вообще запретим легионеров в нашем футболе? Как вы считаете, вот, после этого класс российского футбола повысится или не повысится? Думаю, что визуально он не повысится. Может быть, лет через сколько-то, да, у нас вырастет новое поколение футболистов, которое будет не только за деньгами гоняться, но и за репутацией. А может не вырастет. Может, так и останется местечковый футбол. Понятно, что совсем снять лимит на легионеров тоже неправильно, да, потому что тогда национальную сборную точно не из кого будет нельзя собрать. Потому что нужно, чтоб хотя бы они иногда выходили на поле, бегали, практики набирались, чтобы можно будет потом состав… пусть они даже вылетят откуда-нибудь. Но чтоб совсем не выставить сборную — это как-то не престижно.

И это называется конкуренция. … Вот, вступление ВТО — это расширение конкуренции на рынке потребительских в первую очередь товаров и услуг. Мы как потребители… нам государство увеличивает конкуренцию. … повышение конкуренции — это повышение качества и, скажем так, менее быстрый рост цен или снижение цен. То есть я, например, абсолютно убеждён, что если бы российское правительство завело сюда Wal-Mart, американскую торговую сеть, у нас бы цены в розничной торговле снизились по всей стране. Вот, Wal-Mart в любой стране мира, в которую он приходит, добивается абсолютного снижения розничных цен. Не было ни одного случая, чтобы этого не случилось.

Поэтому в Россию он не приходит.

А. ПЛЮЩЕВ — Весь мой жизненный опыт говорит о том, что в нашей стране у него ничего не получится. Он будет вынужден повысить цены, но никак не снизить.

С. АЛЕКСАШЕНКО — Александр, ещё раз, не было ни одного случая, чтобы этого он не добился, потому что … переговорная сила, у него настолько велика, что он снижает цены по сравнению с другими магазинами, по сравнению в абсолютном выражении. И вступление в ВТО — оно выгодно нам, потребителям. ….

Да, кому-то это невыгодно. Это невыгодно футболистам, которые находятся на грани войдёт в состав — не войдёт в состав, в премьер-лиге или тебя в высший дивизион отправят. Вот, ты не выдерживаешь конкуренции и тебе говорят — слушай, парень, иди-ка ты в другой команде, в более слабой поиграй. Да, будут такие случаи.

… Причём, как это ни смешно звучит, уже многие ключевые отрасли, которые Россия долгие годы защищала свои национальные позиции, например, авиапром гражданский, например, автопром, уже давно сдали, уже не пытаемся никого поддерживать, летаем на импортных самолётах, которые пошлинами не облагаются, запустили сборочные производства всех иностранных автозаводов, закрыли свой «ГАЗ», «Москвич», «Иж», украинский «Запорожец» туда же ушёл, да? Всё. Запустили всех иностранцев. И в ВТО промолчали, и рабочие места есть. Потребителям выгодно. Хотят выжить? Пусть конкурируют.

И в сельском хозяйстве есть огромное количество производителей, которые сегодня без проблем конкурируют. Хочешь играть лучше других, хочешь попадать в основной состав, хочешь получать приличную зарплату — извини меня, тренируйся, бегай, думай, играй в пас, да? А говорить — вы знаете, создайте мне такие тепличные условия, чтоб я здесь сидел и ничего не делал, цены поднимал и прибыль зарабатывал, а вы ещё барьер, лучше всего с колючей проволокой, поставьте вокруг всей страны, никого сюда не пускайте, уж мы тогда… глядишь, бананы вырастут.

…
Я считаю, что это исключительно политическое решение — вступление в ВТО, да? Потому что в российском бизнесе … очень маленький сектор экспортёров, которые заинтересованы в снижении барьеров. У нас 87% экспорта — это сырье. Есть маленькие позиции в химии, металлургии, которые попадают под ограничение ВТО. Практически ничего не попадает в машиностроении, потому что там вооружение, военная техника. Какие там ВТО, да? То есть у нас под ограничение ВТО попадает мизерная часть экспорта. … У нас нет такого, у нас нет экспортёров. У нас против вступления в ВТО выступают те, кто боятся конкуренции внутри страны, те, кто боятся импорта, да? … И я всё время об этом говорил и говорю, что правительство наконец сделало правильное решение. Можно было сделать его лет на 10 пораньше. Было бы лучше. Мы бы давно уже имели более модернизированную экономику, в которой бы не только автомобили производились достойного качества, но и что-то ещё.

С. АЛЕКСАШЕНКО — …Мне кажется, что, вот, цифры, которые я назвал, что 87% экспорта — это сырье, и этот показатель растёт с каждым годом, то, что 55% уже доходов федерального бюджета — это доходы от экспорта нефти и газа — это и есть показатель устойчивости, экономической устойчивости вертикали.

Российская экономика стала субъектов, в котором невыгодно производить, в котором невыгодно инвестировать. Самый выгодный бизнес — это распил бюджетных денег. Не требует инвестиций, правильно? Он требует инвестиции только в хорошие отношения, то есть, грубо говоря, совместного потребления. Ну, в крайнем случае в недвижимость или в приобретение автомобилей, причём, лучше, если недвижимость приобретаешь за пределами Российской Федерации. Выстроил хорошие отношения и пилишь бюджетные деньги. И неважно, на чём ты их пилишь, да? На закупке бронемашин для министерства обороны, да, я не знаю, там, на строительстве автомобильных дорог, или ещё на чём-то. Вот, это самый выгодный бизнес в Российской Федерации. Все остальные инвестиции частного сектора почему-то снижаются. Не хочет частный сектор здесь инвестировать.

Может ли такая ситуация продолжаться вечно? Нет, не может. Вот, похожие сценарии, там, другие причины, другие принципы я наблюдал в своё время, когда были последние годы Советского Союза. Просто экономика такой большой страны, как Россия или как Советский Союз — она очень инерционная. Здесь не может (быть) катастрофы… вот, мы не инвестируем, не инвестируем, и завтра экономика взяла, остановилась. Так не бывает. Экономика… всё равно что-то будут производить…, услуги оказывать. Но прирост производства будет всё меньше, меньше и меньше. Экономика будет затухать. И ровно в тот момент, кода цены на нефть либо перестанут расти, либо снизятся, тут выяснится, что экономически вертикаль несостоятельна.
…
А. ПЛЮЩЕВ — …Раз начали об экономике, я бы продолжил эту экономическую тему…Только что вице-премьер Ольга Голодец … сказала, что «расходная часть федерального бюджета будет увеличена для обеспечения повышения зарплат работникам социальной сферы. Вопрос — на какую сумму, в отношении каких категорий для исполнения указов президента», — сказала Ольга Голодец. Хотелось бы вашего комментария.

С. АЛЕКСАШЕНКО — Ну, комментарий очень простой. Президент Путин не для того давал предвыборные обещания, будучи кандидатом, чтоб их не выполнять. Владимир Владимирович — он известен своей последовательностью в выполнении объявленных решений. Если он пообещал повысить зарплату, то, вот, трава не расти, но он повысит. Если он пообещал 20-триллионную программу вооружения, значит, будет. Неважно, что вооружение производить не умеет, неважно, что мощностей не хватает, рабочих нет, неважно. 20 триллионов на вооружение потратим. Потому что было такое решение.

Меня гораздо больше интересует вопрос — а что будет сокращаться, да? Потому что если с одной стороны социальные расходы растут, оборонные расходы растут, расходы на правоохранительную деятельность растут, при этом расходы бюджета не растут, там, дефицит у нас поджимается, нефть не растёт, значит, что-то должно сокращаться. И на самом деле гораздо более важный вопрос с точки зрения экономики вообще — это что будет сокращаться?
…
Это как раз деградация бюрократической вертикали, это деградация качества государственного управления. И мы наблюдаем на самом деле на каждом шагу: что вот эти оповещения о чрезвычайной ситуации в Кубани, что вот этот пожар в московском тоннеле, да? Просто государственная система, российская бюрократическая система — она даже не умеет принимать адекватного решения. Что далеко ходить? Вот этот закон об НКО, об иностранном финансировании НКО. То есть понятно, зачем его писали, но люди, которые его писали — им даже в голову не пришло, что туда же церковь попадает, да? Им в голову… у них причинно-следственные связи отсутствуют. У них там одношаговые связи. «E2-E4 не грозит никакими осложнениями. Дальнейшее Остапу виделось в тумане». Вот, вся наша государственная машина — она сейчас начинает работать вот по такому принципу.

Поэтому количество ошибок — оно неизбежно будет возрастать. И скорость вот этой деградации — она будет только увеличиваться.

А. ПЛЮЩЕВ — Это то, что называется «система идёт в разнос»?

С. АЛЕКСАШЕНКО — Ещё не в разнос, но она уже не принимает адекватных решений, да? Не знаю, вы едете за рулём и видите — температура повышается, давление, там, сигнализирует датчик, что давление в шинах падает. Вы должны остановиться и что-то сделать, да. Если машина закипает, значит, надо остановиться, открыть капот и подождать.

Он говорит — ну ладно, поеду дальше, авось ничего не случится, да? Но на какой-то итерации точно что-то случится, да? Поэтому, вот, об этом. Неадекватные управленческие решения.
…
А. ПЛЮЩЕВ — Тогда возвращаемся к Владимиру Путину, и…

С. АЛЕКСАШЕНКО — Ещё что-то сказал?

А. ПЛЮЩЕВ — Да. Ещё было совещание же. И он сказал про вузы, про «государственные вузы, которые работают неэффективно, могут быть реорганизованы», — сказал Владимир Путин. Уже даже есть на это реакция главы Минобрнауки. Он успокоил студентов, сказал, что студенты реорганизуемых и ликвидируемых вузов продолжат учёбу на прежних условиях. То есть Путин сказал, что могут быть реорганизованы. Минобрнауки уже говорит, что будут реорганизованы и ликвидированы, но со студентами будет всё хорошо.

С. АЛЕКСАШЕНКО — Ну, мне бы, конечно, хотелось, первое — понять, а кто будет принимать решение об эффективности или неэффективности, и на основании чего, да? Потому что в принципе в мире существует система оценки эффективности, да, рейтинг называется. Есть независимые газеты, аналитические службы, рейтинговые агентства, которые публикуют рейтинг вузов, в том числе рейтинг…

А. ПЛЮЩЕВ — Ну, я слышал, они очень несправедливы к нашим вузам.

С. АЛЕКСАШЕНКО — Это неважно. Можно же самим нанять своё какое-то агентство. Ведь дело же… мы же не пытаемся сравнить наши все вузы с иностранными вузами. Понятно, что это бессмысленно, невозможно. Потому что разрыв между нашим каким-нибудь Урюпинским макаронносверлильным институтом и Гарвардским университетом — его измерить невозможно. Вот, есть вещи, которые не поддаются измерению.

Проблема в том, что Урюпинский макаронносверлильный сравнить, не знаю, с каким-нибудь арбузолитейным, да, пельменелитейным и арбузокрасильным, чтобы эти три вуза сравнить и понять, кто из них эффективный, кто нет. И для этого есть рейтинг, да, для этого собирается огромная информация на протяжении нескольких лет. Как устраиваются выпускники, какие у них зарплаты, то есть какие там преподаватели. То есть система — она должна быть объективной, чтобы не было… в принципе проще всего — это волюнтаристское решение — так, на 10% сокращаем количество вузов в каждом регионе. Понятно? Понятно. Каждый принимает решение самостоятельно, что закрывать, что оставить. Это самое простое решение.
…
С. АЛЕКСАШЕНКО — … Вот, это первая часть, да? На самом деле, давайте вернёмся на шаг назад, понятно, что количество высших учебных заведений, финансируемых за счёт бюджета, у нас избыточное. У нас количество мест на первом курсе превышает количество выпускников средней школы. Столько не надо.

А. ПЛЮЩЕВ — Я всё время слышу от тех, кто хочет поступить, что там только за деньги можно поступить, невозможно на бюджетные места пробиться, туда-сюда.

С. АЛЕКСАШЕНКО — Невозможно. Конечно. Потому что бюджет не резиновый. Мы же начали с того, куда сокращать. Сначала сократили, чтобы доплачивать. Но мы понимаем, что даже на бюджетные… на платные места ни один студент не оплачивает полную стоимость обучения, да? Он платит какую-то часть. Да, конечно, но если мы увеличиваем на оборону, увеличиваем на здравоохранение, значит, на образование будем сокращать, инвестиции будем сокращать.

И вопрос о том, первое, значит, что их нужно сокращать, да, точно нужно сокращать, причём, не только количество вузов, но и количество мест. Второе — там должна быть качественная принципиальная реформа системы образования, потому что есть отрасли, которые я знаю чуть лучше, чем другие — область авиационных перевозок. Там, я являюсь членом совета директоров «Аэрофлота». У нас ключевая проблема — недостаток пилотов. И существует бог знает когда установленное правило, что пилотом, командиром воздушного судна, перевозящего пассажира, может быть человек с высшим образованием. И у нас есть два высших авиационных училища, которые готовят. Пропускная способность маленькая. При этом выпускники не умеют летать на пассажирских самолётах и не знают английского языка, что является принципиально важным для пилотов, потому что всё общение идёт в воздухе на английском языке.

После этого «Аэрофлот» и другие компании должны летать и переучивать. Во всём мире обучение пилотов — это профессиональное обучение, не высшее образование. 2 года курс, тебя учат водить реальный самолёт.

А. ПЛЮЩЕВ — К тому же, как правило, частный.

С. АЛЕКСАШЕНКО — Может быть, частный. Может быть, государственный. Причём, эта система действительно может быть частной. Она окупается. Потому что зарплаты пилотов хорошие, авиакомпании готовы кредитовать подготовку пилотов. Вот, что надо менять. Конкретно в случае с пилотами нужно отменять принцип необходимости высшего образования. Не нужно высшее образование. Нужно хорошее профессиональное образование. И так далее по многим профессиям.

Ну и последняя фраза, что ничего не будет со студентами, это фраза министра. Подозреваю, что слабые вот эти ликвидированные вузы или реорганизованные — их присоединят к сильным.

А. ПЛЮЩЕВ — Там так и было. О том, чтобы слабые социальные институты должны быть соединены с сильными.

С. АЛЕКСАШЕНКО — Вот, мне бы хотелось только одного — чтоб нагрузка на сильных была не такой большой, чтоб они быстро стали слабыми, да? Потому что движение — оно возможно в обе стороны. То есть если вы на один сильный вуз повесите 10 слабых, то не факт, что у вас после этого сильный вуз выживет, что у вас он после этого не станет 11-ым слабым. Это безусловно нужная, но очень сложная задача. И она гораздо более сложная, чем, мне кажется, представляется и президенту, и министру образования.

А. ПЛЮЩЕВ — Но как вы думаете, получится это, не получится?

С. АЛЕКСАШЕНКО — Я думаю, что у нас получится первая часть — сократить. А вот насчёт реформы, реальной реформы высшего образования, думаю, что не получится. Потому что сложно думать. Мозги включать надо. А не хочется.

Из Особого мнения на Эхе Москвы 11 июля 2012 г.