Туофикеа — общественные новости

В дневниках молодых людей, жителей Москвы военного времени, к которой подходили немцы, встречались разные записи – от «никто нас не защитит, пойду работать в немецкую контору» до «пойду и буду копать окоп – потому что а как же иначе?».

«Я прочитал в Facebook Германа Клименко, известного Интернет-деятеля, и, в общем, человека весьма авторитетного. Он очень остроумно заметил – «Как я узнаю» — пишет он примерно так – «о приближении 9 Мая? Я узнаю по увеличению нытья по поводу того, что проехать невозможно, парад репетируют. Я читаю все больше и больше унылых заметок об изнасиловании немок вторгшимися на территорию Германии советскими солдатами, я все больше читаю – пишет Клименко – про надоевшие всем георгиевские ленточки, которыми опять заполонена Москва».

И надо сказать, что я с Клименко тоже совершенно согласен. Я примерно по этим же приметам эту весну узнаю уже не первый год. В самом жутком смысле слова эти разговорчики не такие уж безопасные. Они не такие уж просто интеллигентское «ля-ля-ля», они в каком-то смысле опасны и деморализующи, и они мне вот что напоминают. Сложилось так, что я некоторое время тому назад читал удивительные документы – воспоминания молодых еще вполне людей, которые жили в Москве, к которой подходили немцы. Некоторые из них оставили свои дневники, некоторые из них можно было прочесть, и в общем, можно это сделать и сейчас. Я был удивлен, насколько это были разные дневники. Как по-разному эти люди, молодые в основном – так уж сложилось, что это дневники довольно молодых людей – какие разные были люди и тогда. Это удивительно. Может, мы не всегда об этом думаем, об этом знаем, об этом говорим, а ведь вот это ощущение «немцы придут, ну и ладно, я никуда не уеду» — ведь оно было и тогда. Я глазам своим не верил, когда это читал. Одна девушка пишет – «Они придут, надо к этому готовиться. Никто нас не защитит. Я думаю, что это будет неплохо. Я пойду работать, немцы некого не убьют и не распределяют, и я пойду работать в немецкую контору» — пишет девушка, это реально.

Рядом другой дневник, где каждый день парень ходит – не знаю, почему он не в армии, но, в конце концов, это его дело – но он ходит работать, ходит в Народное Ополчение, ходит рыть окопы регулярно и об этом пишет. Ничего похожего нет на эти девушкины стенания о том, что «да ладно, все кончено». Наоборот, парень говорит – «то, что я делаю сейчас – вот умру, сдохну, тогда мне уже будет все равно, но я сделаю вот это, пойду и выкопаю этот окоп, поставлю этого противотанкового ежа, потому что а как же иначе?»

Когда ни дай Бог придет какое-то еще испытание (лучше бы не надо) – вот я всегда думаю – вот те, кто сейчас ноет про георгиевские ленточки – они куда пойдут? Они сядут, сложат лапки и будут ждать, когда придут какие-то другие хорошие дяди, которые дадут им работу? Или они пойдут, условно говоря, окопы рыть? Наверно, не понадобится рыть окопы, войны другие, жизнь другая, все другое. Но смысл противостояния этого не изменится, мне кажется.

Нам иногда кажется, что этого противостояния когда-то не было. А оно было, и пришлось очень сильно поработать над собой, над людьми, над морально-боевым духом страны для того, чтобы все-таки эту историю переломить и войти потом в Берлин. И потом вернуться оттуда – и эти годы фантастического подъема послевоенного. Этот подъем был равен горю, и он позволил это горе пережить. Потому что когда это все кончилось, да, кончилось Победой – конечно, страна задышала по-другому, люди задышали по-другому. И эти девочки, которые писали в своих дневничках, многое бы наверно отдали, став взрослее, чтобы эти дневники никогда никто не увидел.

Но дневнички хранятся по сей день. Их можно почитать. Это не значит, что сейчас можно рассказывать, не имея фамилии этой девочки, которой, может, уже нет в живых на самом деле. Но знать об этом надо. И этой мерочкой историю про Победу обязательно тоже мерить, чтобы этот маркер у нас из головы тоже не ушел».