Туофикеа — общественные новости

Теперь, когда в Китае окончательно завершился процесс передачи власти в руки новых лидеров, у всей страны, как и у мировой общественности, на уме один и тот же важнейший вопрос: хватит ли новому правительству проницательности и политической воли, чтобы возобновить забуксовавшие, но жизненно важные реформы? Мало кто готов с уверенностью сказать «да».

Пессимисты, которых с каждым днем становится все больше как в самом Китае, так и во всем мире, делятся на три основных лагеря. Первая группа – назовем их «сомневающимися экономистами» – считают, что реформы – слишком тяжкая ноша для экономики Китая в ее текущем состоянии. Проблема в том, говорят они, что несколько основных экономических проблем КНР, включая мыльный пузырь на рынке недвижимости, стали еще острее именно в тот время, когда замедлился рост китайской экономики. В условиях, когда спрос на китайские товары на рынках развитых стран становится все меньше, традиционный для китайских властей способ бороться с замедлением экономического роста, то есть форсирование экспорта, уже не столь эффективен.

Но это еще не все, продолжают «сомневающиеся экономисты»: даже если новые лидеры захотят начать смелые реформы, у них ничего не выйдет: экономические беды КНР достигли таких катастрофических масштабов, что у нового правительства просто не получится выработать какой-то новый подход к проблеме, который сможет удовлетворить большинство заинтересованных сторон. Например, согласно данным Национального управления аудита КНР, у местных правительств на уровне провинций, уездов, городских округов и городов объем совокупного долга достигает уже 11 трлн юаней (56.5 трлн рублей). Эта проблема может привести к новой волне невозвратных банковских займов, которые свяжут банковский сектор и станут серьезным препятствием для проведения каких-либо финансовых реформ.

Представители второго лагеря — дадим им имя «социальные фаталисты» — напоминают, что неудачные политические и экономические решения привели к невиданному ранее уровню социальной напряженности: в конце концов, по некоторым оценкам каждый год в Китае происходит более 100 тысяч протестных выступлений. Сторонники этой точки зрения уверены, что поскольку для Пекина сохранение социальной стабильности – задача номер один, то правительство будет избегать любых реформ, которые могут вызвать даже кратковременные экономические трудности и еще больше разозлить общество.

Согласно «социальным фаталистам», правительство КНР в тупике: если реформ будет слишком много, то они рискуют дать зеленый свет еще большему числу протестов; но если реформ будет слишком мало, то не удастся разрешить те проблемы, которые вызывают протесты сейчас. Говоря об этой дилемме, часто приводят в пример китайский экологический кризис и частые случаи незаконного присвоения земель местными властями: обе эти проблемы заставляют все большее число китайцев выходить на улицы. Однако местные правительства по-прежнему ставят экономический рост выше любых забот об экологии. И если Пекин не предоставит правительствам провинций и городов некоторую финансовую независимость (что, как ни посмотри, само по себе очень сложно) и не пересмотрит свои приоритеты, а именно упор на экономический рост, местные власти так и продолжат присваивать себе землю и продавать ее застройщикам, чтобы получать на выходе больший доход. В любом случае, политическая осторожность серьезно урежет возможности правительства по проведению реформ.

Последняя группа – обозначим их как «политических скептиков» – не верит в то, что у нового правительства хватит политической воли, чтобы противостоять давлению со стороны кругов, не заинтересованных в реформах, особенно давлению со стороны предприятий государственного сектора. У нового руководства могут быть самые лучшие намерения, но подобные могучие силы, утверждают «скептики», не дадут правительству воплотить в жизнь планы по повышению уровня доходов у населения, и сведут на нет любые попытки заставить госкомпании платить больше дивидендов, чтобы расширить социальные программы.

Все три лагеря в чем-то правы. Сторонники каждого из этих подходов описывают одну из сторон реальных трудностей, стоящих сейчас перед новыми лидерами КНР. Однако в своем пессимизме они забыли о важнейшем уроке новейшей истории Китая, который к тому же не прошел мимо, как минимум, некоторых членов нового состава правительства: любые реформы возможны, если правильные условия складываются в нужное время.

И действительно, Китаю в недалеком прошлом уже удавалось проводить важнейшие экономические реформы, прежде всего в поздних 90-х годах прошлого века, когда кресло премьера занимал Чжу Жунцзи. Те годы доказали, что самые смелые реформы возможны, если сходятся три основных условия: кризис доверия к власти внутри страны, уязвимость по отношению к внешнему экономическом или финансовому кризису, а также наличие правительства, достаточно мудрого, чтобы осознать необходимость в переменах.

Да, сегодня на пути реформ есть немало препятствий, а силы, настроенные против каких-либо преобразований, многочисленны и занимают отличные оборонительные позиции. Однако сейчас в Китае вновь сошлись все три вышеперечисленные условия, что серьезно увеличивает шансы на то, что Пекину все же удастся привнести реальные и долгосрочные изменения в китайскую экономику.

Кризис доверия к власти

Вдумайтесь в эти слова: недостаток доверия к правительству. В начале девяностых, когда Пекин пытался восстановить статус-кво после всех политических неурядиц, сотрясавших коммунистическую партию Китая (КПК) в тяжелые восьмидесятые, китайскому правительству пришлось пройти через одну из самых суровых проверок на уровень народной поддержки за всю историю существования страны. К политической агонии прибавлялись экономические трудности: ручеек налоговых поступлений от городов и провинций стал иссыхать, и государственная казна почти опустела.

В 1980-е произошел головокружительный переход от централизованной экономики в ее чистом виде к системе, в которой большой упор делался уже на рыночные механизмы, включая либерализацию цен. Все эти резкие изменения вызвали быстрый рост инфляции и бурное общественное недовольство, которое достигло своего пика в ходе протестов 1989 года.

Когда пыль осела, реформы на краткое время были приостановлены. Но уже в 1992 году Пекин, стремящийся восстановить темпы экономического роста и вернуть поддержку общества, возобновил прежние реформы. В конце 90-х годов умелый и решительный премьер Чжу начал процесс реорганизации слабого и громоздкого государственного сектора и инициировал реформу банковской системы, все это – несмотря на на социальную нестабильность, вызванную снятием с работы миллионов сотрудников государственных предприятий.

Опыт того времени очень важен для современного Китая. Сейчас уровень надежд и ожиданий рядовых китайцев, а также социальная напряженность и общественное недовольство неуклонно растут. На этом напряженном фоне китайское правительство вновь оказалось в ситуации, когда ему приходится искать способы заручиться доверием общества. И члены новой команды, причем не в последнюю очередь сам Си Цзиньпин, открыто признали, что сейчас ставки высоки, как никогда. Социальное и экономическое неравенство становится все более острым с каждым днем, у страны чудовищные проблемы с пищевой безопасностью и коррупцией, в это же время растут запросы среднего класса: это суровый экзамен для Пекина, и многие вопросы в этом экзамене задаются впервые. И поскольку правительству уже недостаточно поддерживать темпы роста, чтобы быть уверенными за сохранность своих мандатов, у новых лидеров страны есть все основания рассматривать реформы как основной способ бороться с социальным расслоением и ухудшением экологической обстановки.

Внешний экономический шок

Вторым важным фактором, обусловившим китайские экономические реформы в поздние 90-е, были последствия азиатского финансового кризиса 1997-1998 годов, который вскрыл глубокую беззащитность китайской экономики перед лицом подобных потрясений. Чжу и другие лидеры Китая того времени использовали этот момент, чтобы поставить перед Китаем долгосрочную цель вступления в ВТО. Они же сумели провести целый ряд продуманных реформ, которые как подготовили китайские компании к выходу в мир, так и открыли китайский рынок для притока иностранного капитала. Просто говоря, внешний кризис дал китайским реформаторам возможность вызвать серьезные экономические и институциональные изменения внутри страны.

Подобный начальный опыт сегодня особенно уместен: до Китая по-прежнему доходят волны от мирового экономического кризиса, разразившегося в 2008 году. Несмотря на то, что КНР вышла из кризиса раньше всех и понесла меньше всех потерь, Пекин остается уязвимым сразу на двух уровнях: во-первых, он больше не может полагаться на экспорт; во-вторых, у него нет гибких валютно-финансовых инструментов, которые он мог бы использовать, чтобы бороться с инфляцией или гасить негативные эффекты от другого финансового кризиса.

Пекину удалось устоять в последнем шторме во многом засчет того, что он влил в экономику довольно большое количество наличных денег: на стимулирование экономики ушло около $600 млрд, и еще многие миллиарды вышли на рынок в виде банковских займов. И то, и другое в конечном итоге помогло Китаю удержаться на ногах. Но эффективность подобных средств будет с годами только снижаться. Правительство не может просто стимулировать экономику раз за разом, подобная стратегия приведет лишь к еще большему дисбалансу. За пять лет, прошедших с того момента, когда в 2007 году Китаю удалось выйти на рекордные 13% ежегодного прироста ВВП, темпы развития китайской экономики ощутимо замедлились, и сегодня новое китайское правительство рассчитывает уже на более сбалансированные 7.5%.

Решительное руководство

Многие реформы, проведенные в Китае в 90-х годах, были бы невозможны, если бы в стране не было нескольких практичных и упертых лидеров, которые не только смогли верно определить слабости текущей экономической системы, но и обладали достаточной политической волей, чтобы не бояться принимать трудные решения. Уже упоминавшийся выше Чжу, например, был известен тем, что без колебаний отчитывал местных чиновников, допускавших ошибки или работавших недостаточно эффективно, и подобный агрессивный стиль был поддержан некоторыми его коллегами в Пекине. Уже стало очевидным, что Си и его новый премьер, Ли Кэцян, отличаются от своих предшественников как по тону, так и по стилю управления. Но — что гораздо важнее — их речи и программы показывают нам, что они, как минимум, правильно определили болезни, терзающие сейчас экономику Китая. И по крайней мере на бумаге они уже наметили некоторые верные пути решения этих проблем. В марте, в ходе своей первой пресс-конференции в качестве премьера, Ли Кэцян поднимал тему реформ как минимум два десятка раз.

Однако перевести все эти слова в практическую плоскость будет непросто. Из-за сочетания двух негативных факторов, а именно старения населения и уменьшения спроса на китайские товары на рынках развитых стран, модель развития, доставшаяся новому китайскому руководству в наследство, уже дышит на ладан. В это же время многие китайские предприятия, особенно в государственном секторе, по-прежнему остаются неконкурентноспособными и будут вынуждены столкнуться с серьезными финансовыми трудностями, если правительство отзовет свои субсидии, включающие сейчас в себя и земельную, и энергетическую помощь.

Также очень важно задуматься о том, почему предыдущее поколение лидеров оставило все эти недуги китайской экономики без должного внимания. Несмотря на понимание того факта, что, пользуясь словами предыдущего премьера Вэнь Цзябао, китайская экономика была «несбалансированной, нескоординированной, нестабильной и нежизнеспособной в дальней перспективе», предыдущее поколение руководителей могло позволить себе расслабиться, зная, что быстрые темпы роста не позволят Китаю увязнуть в какой-то из его актуальных проблем. В действительности в 2000-х годах рост был таким быстрым, что вся правительственная верхушка во главе с Ху Цзиньтао решила, что она может спокойно покоиться на лаврах, обеспеченных реформами прошлых десятилетий.

Но несмотря на то, что китайская экономика в ходе первого десятилетия XXI века развивалась небывалыми темпами (в основном благодаря иностранным инвестициям и стремительно растущему экспорту), она не стала более зрелой. Поскольку внутренний спрос все еще недостаточно большой, она по-прежнему остается малозащищенной от колебаний мирового спроса, неравномерной и неустойчивой. Но цена, которую стране приходится платить за верность идеям капиталоемкого и ориентированного на экспорт развития, сейчас настолько очевидна и пугающе высока, что на минусы подобного подхода глаза закрывать уже не получается. Например, по недавним подсчетам издержки, связанные с ухудшающимся экологическим положением в стране, составили в 2010 году как минимум $230 млрд, то есть около 3.5% ВВП всего Китая.

Поэтому не вызывает сомнений, что Си и Ли понимают и даже признают, что вопрос, нужны реформы или нет, уже не стоит, сегодня реформы – необходимость. Впрочем, границы, масштаб и глубина будущих реформ будут в конечном итоге зависеть от того, обладает ли новое руководство той же твердостью воли и чувством момента, которые сделали возможными амбициозные реформы конца XX века.

Что может указывать на то, что проводятся настоящие реформы? В ближайшие полтора года следует обратить внимание на несколько моментов. Во-первых, очень многое станет ясно из того, насколько Пекин будет готов урезать роль государственного сектора в экономике, передавая бюджетное и фискальное управление в руки чиновников местных органов самоуправления. Шаги в этом направлении могут включать, например, передачу местным властям права принимать проекты капитального строительства, отказ от ненужной бюрократии и запрещение нерегулярных административных сборов, находящихся сейчас в ведении местных органов самоуправления.

Какого-то рода децентрализация вполне может произойти и в сфере налогообложения. В 1994 году пересмотр налоговой политики привел к тому, что большая часть налоговых поступлений стала уходить из провинций в центральное правительство в Пекине. Сегодня, чтобы оплачивать свои бюджетные расходы, местным властям приходится полагаться на деньги, присланные из столицы. А когда этих денег не хватает, а это происходит постоянно, властям на местах приходится продавать государственную землю застройщикам или полагаться на заемное финансирование, поступающее из мутных источников, — просто чтобы свести бюджет. Если принять во внимание, что в Китае нет ни развитого рынка муниципальных облигаций, ни надежной независимой налоговой базы на местах, то становится очевидным, как неэффективная и дезорганизованная система местного налогообложения, та самая, что заставляет власти продавать землю под застройку, приводит к перегреву всего национального рынка недвижимости.

Очень остро также стоит вопрос пересмотра ценообразовательной политики в сфере энергетики. Пока китайская экономика росла как на дрожжах, Пекин искусственно занижал цены на энергоресурсы, потому что энергия – критически важная составляющая китайской капиталоемкой экономической модели. Боясь резкого роста инфляции, правительство часто вмешивалось в процесс ценообразования, добиваясь того, чтобы цены на электричество, уголь и другие источники энергии оставались на одном и том же уровне. Но дешевизна энергии привела к тому, что у китайских предприятий практически пропал стимул увеличивать эффективность своих производств. Наоборот, китайские компании стали своего рода энергетическими наркоманами, безжалостно уничтожающими окружающую среду. Переход к более высоким ценам на энергоресурсы, отражающим их реальную стоимость, принудит китайские предприятия повысить эффективность своих производств и разработать более чистые способы производства.

Третья сфера, за которой стоит наблюдать – китайская система социального обеспечения, особенно здравоохранение и пенсионная система. После 2009 года, когда был запущен ряд соответствующих реформ, здравоохранение стало постепенно вставать на ноги; ожидается, что новое правительство на этом не остановится. Серьезные изменения нужны и в болезненно неполноценной и охватывающей лишь часть общества пенсионной системе: сейчас это всего лишь своего рода масштабное необеспеченное обязательство. Если Пекин действительно заинтересован в том, чтобы разрешить проблемы, вызванные старением населения, и вывести на рынок деньги, которые люди копят сейчас в качестве сбережений на черный день, то обе эти реформы совершенно необходимы.

Пекинские мечты

Если рассматривать каждую из этих реформ по отдельности, то их значение невелико. Однако все вместе они могут произвести эффект взорвавшейся бомбы. Нужно, впрочем, отметить, что в реалиях современной китайской экономики не стоит надеяться на какие-то совершенно невероятные прорывы, ведь экономика КНР сейчас — мастодонт, стоящий $8.3 трлн; она гораздо более сложная и зрелая, нежели 15 лет назад. В этом смысле выгода от нового этапа реформ будет не столь ошеломляющей, как те успехи, которых стране удалось добиться в 90-х годах, когда Китай шел еще «налегке».

Но все это именно то, с чем сейчас имеет дело китайское руководство: широкий спектр различных альтернатив при выборе конкретного пути реформ, включающий в себя все перечисленные в этой статье варианты, но вовсе не ограничивающийся ими. Трудности с проведением реформ в Китае никогда не были связаны с нехваткой светлых голов: у них в стране есть немало хороших экономистов, продвигающих самые разные свежие идеи. Основные препятствия носят чисто политический характер. Однако 90-е показали нам, что все, что требуется для проведения жизненно важных реформ – правильное сочетание внутренних и внешних проблем плюс смелое, но трезво смотрящее на мир руководство.

Все это сейчас у Китая есть. Более того, последние высказывания членов правительства позволяют предположить, что прямо сейчас команда Си Цзиньпина работает над долгосрочным проектом реформ, о котором может быть объявлено уже на 3-ем пленуме ЦК КПК, который состоится этой осенью (среди вероятных тем называют реформы фондового рынка, например, новые возможности по использованию промышленных и государственных облигаций, а также дальнейшее смягчение условий для зарубежных инвестиционных фондов). Если новые лидеры Китая действительно выберут 3-й пленум ЦК КПК в качестве площадки, на которой будет объявлено о планах проведения новых реформ, то у этого будет глубокое символическое обоснование: именно на 3-ем пленуме ЦК в далеком 1978 году Дэн Сяопин смог утвердить свой проект реформ, благодаря которому Китай и встал на путь, приведший его на место 2-й экономики мира.

Конечно, какой бы ни была программа будущих реформ, противники изменений точно не сдадутся без боя. Любые преобразования, по определению, затрагивают экономические и политические интересы каждой из заинтересованных сторон, перекраивая все на новый лад. Но если новые китайские лидеры действительно хотят вдохнуть новую жизнь в китайскую экономику и воплотить в жизнь столь часто встречающуюся в заголовках газет «китайскую мечту», то серьезных экономических реформ не избежать. Сейчас Пекину следует прислушаться к словам нового премьера КНР Ли Кэцяна: «Нет никакой пользы в том, чтобы просто кричать о реформах до хрипоты. Давайте просто займемся делом».