Туофикеа — общественные новости

В.ЖИРИНОВСКИЙ: Я, видимо, последний из действующих политиков, кто разговаривал с Борисом Абрамовичем в этом году, в январе. Я отдыхал на юге (Красное море), он оказался в соседней гостинице. Я предложил встретиться по моей инициативе, и мы несколько часов разговаривали. Я сделал ему предложение начать кампанию по возвращению его в Россию. Он очень охотно откликнулся и поделился со мной своим мнением, что ему очень хочется вернуться в Россию. Очень хочется и он готов был вернуться в Россию на любых условиях. Он обещал закрыть дело Литвиненко (видимо, у него был вариант, по которому в случае его возвращения в Россию он там сделает такие шаги, что это дело будет закрыто). В этом я видел плюс для России, что прекратят обвинять, что кто-то с российской стороны повинен в гибели Литвиненко.

И он очень хотел. Он очень хотел и был в подавленном состоянии. Я это видел. Потом он так поднимал воротник своего плаща (или это какая-то куртка была на нем), очень такой внешне он был уже, ну, в угнетенном состоянии, в очень угнетенном. Глаза поблекшие. Видимо, он чувствовал вот такое вот состояние, что ничего не получается там. И он мне сказал такую вещь, которая меня очень тронула, что, ну, он чуть не плачет, когда смотрит российские каналы из Москвы – там, Первый канал, второй и так далее, то, что именно из Москвы идет.

То есть, видимо, усталость находиться там уже столько времени, почти 13 лет. И он разочаровался, видимо, в Лондоне, в Британии. И, все-таки, тяга возвращения на родину – она пересилила все его возможные обиды. И, конечно, он хотел вернуться. А роль его… Ну, он хотел как-то свое имя оставить. Это, видимо, дочь Ельцина, как бы, давала какие-то надежды, что через нее можно воздействовать. Он очень много времени уделял выборам президента. Я пригласил его на дачу к себе в Петрово-Никулино, недалеко от Рублевки и говорю «А чего вы ставку делаете на Лебедя?» Ну вот, как бы, я был разочарован тем, что все олигархи объединились против Зюганова, за Ельцина и выдвигают в качестве дополнительной кандидатуры Лебедя. Я видел искусственность кампании. В стране вовсе не было настроений вернуться к коммунизму. Но мне казалось, они нагнетали специально, пугали Ельцина, что если он не пойдет на выборы, то вернутся коммунисты и так далее.

Поэтому, конечно, он огромную роль сыграл. Можно сказать, что был почти Троцкий. Он умел говорить, он умел мобилизовывать вокруг себя всех людей. Он, конечно, был бы главным, так сказать, нашим олигархом. Наверное, он мечтал быть председателем правительства. На президента он понимал, что трудно ему по некоторым данным. Но в случае, допустим, того же Лебедя, Лебедь – президент, он бы мог быть при нем председателем правительства.

То есть он мечтал о карьере, но, с другой стороны, он, в общем-то, готов был поступиться. Он, так сказать, какие-то шаги сделал и уехал в эмиграцию. Тоже похоже опять на Троцкого, на всю эту российскую миграцию от Герцена до него. 200 лет у нас все время… Все-таки, он был талантливый человек, математик. Он просчитывал все ходы. Но, видимо, где-то он сделал ошибки, где-то кого-то разозлил, не пошел на какие-то уступки. И кавказский конфликт ему тоже совершенно был не нужен, поскольку он, в основном, пытался деньгами, так сказать, их успокоить, давая возможность им… Прикрывал их как-то, видимо, в Кремле. А с другой стороны, зарабатывал тем, что через них освобождал заложников. Как бы, это тоже был вариант на коммерческой основе. Ну, заодно он прокатывал телевидение, все телевидение работало на Кавказ. То есть он все рычаги испробовал и готовил себя к роли второго человека в стране. Такой вот Ришелье, такой Суслов, я не знаю. В любом случае ему хотелось, видимо, власти. Это у него на том этапе было. Он видел слабость там Гусинского, всех этих других олигархов и крупных бизнесменов, видел возможность захватить прессу.

В чем-то был он даже и справедлив. Допустим, я обратился к нему, говорю «Телевидение чего не дают?» Там Доренко – в его передачу стоило чего-то 30 тысяч долларов минута. Я говорю «У меня нет таких денег». Он снимает трубку и говорит «Сережа, позови Жириновского завтра или послезавтра в передачу». То есть он, несмотря на то, что во всем властвовал и прибирал к рукам, то у него были и какие-то такие, человеческие качества. Он во мне не видел какого-то врага для Ельцина, поскольку я не коммунист, и не видел во мне ультраправого какого-то варианта, чтобы бояться этого. Так что были моменты… Там я как раз видел этого Патаркацишвили Бадри, он там, как бы, хозяйничал на Первом канале.

Однажды пригласил он меня на Новокузнецкую в свою штаб-квартиру Логоваз. Один раз всего я был посмотреть, как там они тусуются все. Там много разных людей было. То есть особых никаких отношений не было. Они делали ставку на коммунистов. Они хотели, чтобы и Ходорковский делал ставку, потому что у коммунистов было больше возможностей. Они какие-то строили планы. Ну а от меня они лишь хотели услышать, как бы я поступил как источник, может быть, информации, каких-либо предложений. Но никаких стратегических контактов не устанавливали и слава богу, потому что если бы они какие-то сделали предложения, это могло бы как-то испортить репутацию.

Ну вот именно, так сказать, я первый раз о нем узнал вообще, когда был первый теракт против него. Он жил на Первой Успенской. А у меня там тоже дача была по линии Госдумы. Еду на работу в Госдуму, слышу «Там сегодня утром взрыв, ранен Березовский, владелец Логоваза». И я так узнал, что он живет рядом, и после этого стал за его фамилией следить. А потом взял да и позвонил ему. Говорю «Борис Абрамович, Мерседес бы мне отремонтировать». Он говорит «Пожалуйста». Я говорю «Но бесплатно» — «Конечно». Вот, воспользовался, как говорится, тем, что я у него один раз, когда он больше внимания уделял автомобилям, отремонтировал Мерседес. И всё.

Потом были какие-то встречи, когда он на дачу приехал. Он любил с людьми встречаться и выяснять позицию, как бы, такая вот политическая разведка. Со всеми встречался, всех к себе звал, со многими дружил, ни с кем не порывал, особенно среди общественно-политической элиты. Может быть, там по линии бизнеса у него там были более жесткие какие-то действия, там у них даже был очень большой разрыв с Гусинским, конкуренция. А вот здесь он, видимо, старался узнать, все-таки, чем дышит страна и сделать какие-то, может быть, правильные или неправильные, наоборот, шаги в том, чтобы проводить свою линию в Кремле. То есть ему нравилось входить в Кремль, его слушали, он везде был, с ним консультировались, его ждали, звали, он влиял. То есть он наслаждался жизнью. Это вот где-то до 2000 года.

Потом он как-то сразу сник, потому что, видимо, сменилась команда и начались какие-то трения у него с новой командой. Последнее, что он ко мне обратился с просьбой, это была отставка президента. Он попросил меня сказать несколько добрых слов, что вот ушел первый президент России и канал, соответственно, запись сделал в день, когда Ельцин отрекся от престола. Это конец декабря 1999 года. И Новый год уже мы встречали с другим исполняющим обязанности президента, Владимиром Владимировичем Путиным.

То есть вот такие вот моменты были минимальные. Но самое главное – это последняя встреча. Никто с ним не встречался. Я случайно узнал, что он рядом в гостинице и это было буквально начало января, новогодние каникулы. И он уходил из жизни уже. Я не думал, конечно, что он умрет в ближайшее время – я, наоборот, надеялся, что он вернется. А его возвращение в Россию будет знаком, чтобы другие (ведь, их десятки тысяч, сотни тысяч и миллионы наших граждан находятся за рубежом – Германия, Британия, Америка и так далее). И он – знаковая фигура. Вот, если бы он вернулся… А для этого нужна была амнистия, почему мы, ЛДПР постоянно ставим вопрос об амнистии. Иначе они будут там умирать (наши люди). Не важно, как они заработали деньги, но они – наши граждане, и деньги наши там остаются. Какой нам смысл, если Абрамович и Березовский будут спорить, у кого из них должны быть те или другие миллиарды? Нам выгодно, чтобы они здесь жили, работали и миллиарды были бы здесь.