Туофикеа — общественные новости

«Депутат Государственной думы Владимир Жириновский предложил отменить букву «ы». «Убрать эту букву гадкую, это азиатчина, нас за это не любят в Европе Это от монгол к нам пришло, ни в одном европейском языке буквы «ы» нет», — заявил член парламента» (из новостей).

Я, наоборот, считаю, что пришла пора расширить употребление «Ы», самой надрывной русской гласной, поскольку она глубоко выражает особенности народного духа.

Идея словарной экспансии буквы «ы» была поэтически высказана Иосифом Бродским:

Давай, трагедия, действуй. Из гласных, идущих горлом,

выбери «ы», придуманное монголом.

Сделай его существительным, сделай его глаголом,

наречьем и междометием. «Ы» — общий вдох и выдох!

«Ы» мы хрипим, блюя от потерь и выгод

либо — кидаясь к двери с табличкой «выход».

Но там стоишь ты, с дрыном, глаза навыкат.

И. Бродский. Портрет трагедии (1991)

Приведу и более раннее, замечательное стихотворение Андрея Вознесенского, героем которого, по сути, тоже является буквы «ы» — единственная гласная, которая трижды повторяется в заглавном слове.

СКРЫМТЫМНЫМ

«Скрымтымным» — это пляшут омичи?

скрип темниц? или крик о помощи?

или у Судьбы есть псевдоним,

темная ухмылочка — скрымтымным?

Скрымтымным — то, что между нами.

То, что было раньше, вскрыв, темним.

«Ты-мы-ыы…» — с закрытыми глазами

в счастье стонет женщина: скрымтымным.

Скрымтымным — языков праматерь.

Глупо верить разуму, глупо спорить с ним.

Планы прогнозируем по сопромату,

но часто не учитываем скрымтымным.

«Как вы поживаете?» — «Скрымтымным’..»

«Скрымтымным!» — «Слушаюсь. Выполним».

Скрымтымным — это не силлабика.

Лермонтов поэтому непереводим.

Лучшая Марина зарыта в Елабуге.

Где ее могила? скрымтымным…

А пока пляшите, пьяны в дым:

«Шагадам, магадам, скрымтымным!»

Но не забывайте — рухнул Рим,

не поняв приветствия: «Скрымтымным». (1970)

В этом стихотворении для Вознесенского важен, конечно, и выбор согласных «м», «н», «т». Скрым — тым — ным: слышится скрыть, тьмы, ныть (вспомним «Скифов» Блока: «нас тьмы, и тьмы, и тьмы»). Но гласная «ы» — в центре этой «надрывной» и «рыдающей» звукописи.

Вознесенский и Бродский не первыми обратили внимание на грубое, «варварское» звучание буквы «ы». Константин Батюшков, один из самых сладкозвучных русских поэтов, жаловался на то, что звук «ы» уродует русский язык. «И язык-то сам по себе плоховат, грубенек, пахнет татарщиной. Что за Ы? Что за Щ? Что за Ш, ШИЙ, ЩИЙ, ПРИ, ТРЫ?» [2]

Но сама грубость, неблагозвучность «ы» может стать выразительным средством, не только в поэзии, как у Вознесенского и Бродского, но и в языке вообще, способом передачи определенных смыслов. Каких? По Бродскому, «ы» идет горлом, навзрыд, с глазами навыкат, это знак трагедии, безысходности. По Вознесенскому, за «скрымтымным» стоит темная ухмылка судьбы. Это то, с чем не справляется разум, от чего ломается голос. Так скрыпят темницы. Так крычат о помощи. Так рыдает и мычит от счастья женщина. Кстати, первым на это обратил внимание еще в позапрошлом веке литературный деятель и нескромный поэт Михаил Лонгинов в своей «Гусарской азбуке», выразив эту азбучную мысль вполне вульгарно:

Ы-буква слов не начинает.

«Ы!» — б… кричит, когда кончает.

«Ы» — это знак разрыва всех покровов цивилизации, звук оргии и магии, дикой стихии или тупого насилия, грубого и насмешливого разлома нормального хода вещей. Это звук каторжно-тюремный, звук ордынского ыга, звук ыстории, ломающей судьбы людей, знак ыстерики, которая порой бросает в припадок и сильных мужыков.

О чем ты воешь, ветр ночной?

О чем так сетуешь безумно?..

Что значит странный голос твой,

То глухо жалобный, то шумно?

Понятным сердцу языком

Твердишь о непонятной муке —

И роешь и взрываешь в нем

Порой неистовые звуки!..

Для меня несомненно, что среди «неистовых звуков», которые ночной ветер «рыл и взрывал» в сердце поэта, преобладающим был именно Ы. Этим звуком взЫвают, это звук позЫва и призЫва, это звук приставки «вЫ» — выталкивающей, выбрасыващей куда-то вовне. Эй, на вЫход! Я этого не вЫнесу. Меня вЫрвет.

Ы глубоко заброшена в мучительную суть бытия. Пытка, пытать, выть, ныть, мытарить, мыкать горе. Грубые действия и звуки: тыкать, втык, пырнуть, пыхтеть, мычать, рык, рычать, зык, зычный. Делатъ что-то наспех, халтурно: пыр-тыр. Знак пустоты, выемки, изъятия, утраты: дыра, пустырь, пыль, пузырь, рыть, нарыв, тырить. Жуткие твари: хмырь, упырь, быдло…

Нужно признать, что и главный русский глагол «быть» звучит уныло, с подвывом, как и все производные: бытие, обычай, привычка, забыть, добыча, быт. «Бытие» по-русски звучит как-то набыченно, с глазами навыкат. «Жить» тоже приходится с ыканьем, поскольку «и» после шипящих пишется лишь условно, а звучит «ы»: жыть, жызнь. Такое у нас жытье-бытье. Мы и вы так привыкли. Да и местоимения, какими мы обращаемся к другим, а во множественном числе говорим о себе, тоже звучат с подвывом. «Ты-ы-ы». «Вы-ы-ы». «Мы-ы-ы». Не этим ли объясняется некоторая грубоватость наших общественных нравов? Обходимся без почтительных званий, без обращений, и даже когда попросту, без церемоний, голо-местоименно обращаемся друг к другу и к себе как к массе, ыкаем на разные лады: ты, вы, мы…

Конечно, можно привести и совсем другие примеры — «ы» в благородных и тонких по смыслу словах, как, например, тот же «смысл», «мысль», «язык»… Вопреки хлебниковской идее «звездной азбуки», в фонетическом письме нет и не может быть строго однозначного соответствия между буквой (фонемой) и значением. Но использовать букву «ы» дифференциально, в ее звуко-смысловом отличии от буквы «и», — это вполне входит в экспрессивные возможности языка. Ыкать можно не только в произношении, но и на письме.

Возьмем, к примеру, слова «скрип», «скрипеть». В 19-ом веке более употребительным был вариант с буквой «ы». В Словаре Вл. Даля:

СКРИП м. или более употреб. скрып, резкий звук, визг, от взаимного трения чего-либо. Скрып немазанных колес. Скрып полозьев по снегу. Скрып дерев от бури. На корабле в качку вечный скрып.

У Лермонтова в «Парусе»:

Играют волны, ветер свищет,

И мачта гнется и скрыпит;

Увы! — он счастия не ищет

И не от счастия бежит!

«Скрыпит» здесь выразительнее передает звук бури и гнущейся, почти уже ломаемой мачты, чем мягкое-тонкое «скрипит». «Скрып» обозначает толстый, рваный, надрывный звук, тогда как «скрип» более тонок, пронзителен. Было бы вполне оправдано употреблять скрип и скрып для обозначения разных звуков, как два разных, хотя и родственных слова. Нож по стеклу скрипит, а вот мачта под ветром — скрыпит. Скрыпит телега, скрыпит лес в непогоду. Снег под сапогами может скрипеть, а может и скрыпеть — это, по сути, разные звуки, в зависимости от того, едут ли по нему тонкие санные полозья или ступают тяжелые кирзовые сапоги.

То же самое визг — тонкий, истошный, и вызг — грубый, бранный, надсадный. Ограбленная девочка визжит, пойманный бандит вызжит. Было бы неправильно приписывать хрупкой жертве и громиле одно и то же звуковое действие.

Можно использовать варианты с «ы» и «и» и для передачи психологических, идеологических различий. Плюшкин у Гоголя говорит скрипуче, а Базаров у Тургенева — скрыпуче. Еще бы: ведь и слово «принцип» господа нигилисты произносят как «прынцип». Но может быть, это разница не только произношения, но и значения? Может быть, «принсипы», на которые ссылается Павел Петрович Кирсанов, и «прынципы», на которые упирают его противники-нигилисты, это слова с разными денотатами? «Принсип» — это правило, условие, установление, которое придает гармонию и изящество бытию. А «прынцип» — это орудие господства над миром, орудие интеллектуального насилия, идея как выражение воли к власти. Принсип — либеральное понятие, а прынцип или даже прынцып — варварское, нигилистическое, революционное.

Звукосмысловые различительные возможности букв «ы» и «и» позволяют выстроить новый ряд слов и понятий, параллельно уже существующим. Кто-то исполняет свой долг, а кто-то ысполняет, да так ретиво, что извращает (ызвращает?) его смысл. С нежной истомленной женщиной случается истерика, а с боксером в тяжелом весе ыстерика иногда происходит прямо на ринге. Так что вполне можно представить такие написания, где замена «и» на «ы» оправдана смыслом:

Поручение начальника ысполнено (без рассуждений, и взято под козырек).

Сталин развил свою версию творческого марксызма.

Ыграли в быллиард: Шмаровоз проыгрывал.

«Е» в безударных слогах, где оно звучит как «и», тоже может заменяться на «ы», если это семантически оправдано.

Партия и впрямь была совыстью нашей эпохи.

«Совесть» произносится как «совисть» и может писаться как «совысть». И тогда в нем звучит вытье, как если бы о совести говорили волки.

В самом слове «язык» звучит «зык» (грубый, резкий, «ыкающий» звук). Вот и предлагается озычить язык — внедрить в него букву «ы» как дополнительную смыслоразличительную единицу. Литературовед и писатель Вячеслав Курицын в 2001 г. заявил о своем решении, вопреки правилам, писать после шипящих «ы», а не «и». Жызнь, жыть, шыть, жырный, шык, мужык и т.д. Он не объяснял своих мотивов, но можно предположить, что ему хотелось придать более опасный, грубый, сырой склад своей речи, а заодно попикироваться с орфографической нормой и гладкописью. «Жыви опасно» (Ницше). Эта инициатива была своевременна. Но написание «и» или «ы» после шипящих не меняет произношения, потому что «и» после шипящих и так произносится «ы», т.е. курицынское левописание отражает звуковую реальность, а нормативное правописание — условность, норму.

Сейчас же речь идет не об альтернативной орфографии — игры с нею уже сделались общим местом в олбанском языке с его фанетикой (от «fun», забава). Речь идет о создании нового отряда слов, которые и по написанию, и по произношению отличаются от существующих, ибо в них на месте обычного «и» или безударного «е» стоит «ы», как знак брутальности, варварства, темной ухмылки. Мне представляется, что всем своим историческим опытом мы выстрадали право на букву «ы», даже и в начале слова.