Туофикеа — общественные новости

Марьяна Торочешникова: Как остановить насилие и пытки в полиции и в Федеральной службе исполнения наказаний? Каждый пятый гражданин России подвергался пыткам и жестокому обращению со стороны сотрудников правоохранительных органов, заявляют правозащитники, ссылаясь на исследования, проведенные Социологическим институтом РАН. Почему большинство из тех, кто применяет пытки или дает на это молчаливое согласие, чаще всего остается безнаказанным? 20 февраля в Москве пройдет правозащитная конференция, где будут представлены свидетельства пыток, насилия, убийств, совершаемых в полиции и уголовно-исполнительной системе.

Сегодня в студии Радио Свобода — несколько участников и организаторов этой конференции. Это исполнительный директор Движения «За права человека» Лев Пономарев; председатель правления Волгоградской организации социальной и правовой защиты осужденных и заключенных под стражу Игорь Нагавкин; а на видеосвязи из Нижнего Новгорода с нами будет руководитель Межрегионального комитета против пыток Игорь Каляпин.

Насколько объективно социологическое исследование, что каждый пятый взрослый гражданин России подвергался насилию со стороны правоохранительных органов?

Лев Пономарев: Вот я сейчас вспомнил, как меня душил полицейский. Я участвовал в акции протестной, меня задержали, привели в отделение, стали оформлять протокол. У меня был телефон, у меня хотели его отобрать, а я не отдавал, потому что я знаю, что по закону имею право пользоваться телефоном. Меня отвели в отдельную комнату, и два амбала стали меня душить, пока я не захрипел, и они вытащили тогда у меня мобильный телефон и успокоились. Я написал заявление в полицию, и мне ответили: «Мы провели проверку…» И все зависло. Мне кажется, что нет политической воли, чтобы наказывать людей, которые применяют насилие в полиции. Если бы приказали буквально из Кремля таких людей увольнять, один, второй, третий был бы уволен, четвертый посажен — если бы такая волна пошла, все было бы прекращено.

Марьяна Торочешникова: Предполагалось, что многое могло бы изменить после реформы полиции в России.

Игорь, а вы бывали жертвой незаконного насилия со стороны представителей власти?

Игорь Нагавкин: Многочисленное количество раз! 11 февраля я приехал к одному человек, на улице увидел сотрудника районного Госнаркоконтроля Поцелуева, с которым у меня были ранее неприязненные отношения, поскольку данные лица крышевали у нас торговлю наркотическими веществами, в нашем городе. У меня есть доказательства, и я лично сам принимал участие в закрытие этих точек. Ситуация тогда сошла на нет. И вот 11 февраля этот сотрудник Госнарконтроля меня увидел и стал цепляться ко мне словами: «Молодой человек, что вы хотите?» Я ему сказал, что лично от него я ничего не хочу, я приехал сюда по своим делам. Он продолжал задавать мне вопросы, а я, не обращая на него внимания, пошел по своим делам, но на всякий случай включил видеокамеру на мобильном телефоне и начал снимать происходящее. Я поднялся на третий этаж в доме и видел, что меня преследуют два человека, один из них — этот начальник Госнаркоконтроля. Тут открылась дверь одной квартиры, там были люди в масках, на полу лежал задержанный молодой человек, и меня втолкнули в эту квартиру со словами: «Берите еще одного клиента!» У меня отбирают телефон, и он говорит: «Вяжите его по полной программе, сейчас мы у него найдем наркотики или оружие!» И меня три человека из спецназа бросили на пол лицом вниз, застегнули руки наручниками за спиной, 120-килограммовый спецназовец уселся мне в область сердца, коленом меня придавил и начал мне откручивать голову. Второй сотрудник начал делать мне болевой прием на ногу, при этом крича: «Ну, что, ты прочувствовал?» Еще один сотрудник начал мне отламывать указательный и большой пальцы на руках. И этот человек, который на мне сидел, говорит: «Кричи: дяденьки, простите меня, пожалуйста, я больше так не буду!» Это вседозволенность и безнаказанность сотрудников, которые могут делать что угодно с любым человеком!

Лев Пономарев: Вот он боксер, и если бы он начал оказывать сопротивление, против него еще возбудили бы уголовное дело.

Марьяна Торочешникова: Правозащитники из Комитета против пыток много лет уже обобщают случаи насилия и выступают защитниками людей, которые такому насилию подверглись. Ежегодно в России в среднем до 60 тысяч человек жалуются на незаконное насилие, примененное к ним со стороны представителей правоохранительных органов. А сколько людей обращаются в Комитет против пыток?

Игорь Каляпин: Примерно 150-200 человек за год, но надо учесть, что мы работаем только в 5 субъектах Российской Федерации. Примерно две трети жалоб, которые мы получаем, это жалобы на действия сотрудников полиции, примерно треть — жалобы на действия сотрудников ФСИН, из мест отбытия наказания чаще всего, реже из следственных изоляторов. Нужно сказать, что писать заявления и добиваться справедливости люди готовы редко. Этот вид преступности высоколатентный, как выражаются юристы. Я полагаю, что и жалуются на действия силовиков не более одной десятой пострадавших от действий власти. Просто в 90 процентов случаев граждане, зная, что их заявление, скорее всего, не будет проверено, что им, скорее всего, откажут в возбуждении уголовного дела, они просто никуда не обращаются.

Марьяна Торочешникова: А почему пострадавшие граждане не стремятся отстаивать свои права?

Лев Пономарев: Здесь несколько мотивов. Сидящие в колониях просто понимают, что они в руках этого государства, и если они будут жаловаться, их за это потом накажут. И очень мало таких людей, которые готовы погибнуть, условно говоря, но идут до конца и жалуются. Вот у меня такой сборник — «Убийства и пытки. 2011-2013», за три года, а вот такой же сборник я издавал в 2006 году. И вот мы тут расследуем убийство, труп человека просто синий весь, но проводят расследование и нам говорят, что человек упал с кровати, например. И нагло выдают такой труп родственникам. То есть полная безнаказанность! И следователи гасят уголовные дела, и прокуратура все это покрывает. То есть создана система насилия и подавления. Почему люди подвергаются насилию, осужденные. На этапе есть два варианта. Есть люди, которые не хотят жить по порядкам, которые есть в система исполнения наказаний, и их сознательно унижают, и если он не подчиняется, его избивают прямо на этапе. И есть второй способ, когда человек начинает откупаться, и вымогательство денег играет сейчас огромную роль. В заключении уже человека унижают, снимая это на камеру часто. Есть ролики, как принимать на этап, как унижать, и это распространятся среди сотрудников ФСИН. То есть сознательно пыточная система создана в стране.

Марьяна Торочешникова: А такие ролики существуют в системе полиции?

Игорь Каляпин: Я знаю, что такие ролики есть, но и без них существует много методик, связанных, в том числе, с применением пыток, и любой послуживший опер прекрасно знает о таких практиках и как их применять. В полиции существует много способов насилия. Это «слоник», когда надевают противогаз на человека со скованными руками и перекрывают доступа воздуха, либо в шланг противогаза впрыскивают разные вещества – дым, дихлофос, у кого на что испорченности хватает. Есть «ласточка», «конверт» и другие способы. В Средние века была дыба, которая выгибала позвоночник человека очень сильно, и через несколько минут это вызывало сильнейшую боль в позвоночнике, и человека в таком виде держали достаточно продолжительное время – несколько часов, сутки и так далее. Сейчас тот же самый эффект достигают путем специфического связывания под названием «ласточка», когда руки сковывают наручниками, а потом полотенцем или чем-то еще эти скованные руки и ноги стягивают вместе. Я знаю людей, которые скончались, не вынеся такой пытки.

Лев Пономарев: И они пытают так, чтобы явных признаков насилия не было. Например, удушение с помощью пластикового пакета или пытка утоплением – человека окунают в ведро с водой.

Игорь Нагавкин: Другой метод издевательства – пластиковой бутылкой с водой человека бьют по голове, что вызывает сильнейшее сотрясение мозга, а повреждения мягких тканей нет. И люди боятся жаловаться.

Марьяна Торочешникова: Я знаю, что на днях юристы Комитета против пыток обратились в Комитет ООН против пыток, заявив о том, что Россияне выполняет взятые на себя обязательства. Я так понимаю, что вы просите российские власти ответить Комитету ООН на ряд серьезных вопросов.

Игорь Каляпин: Это правда. Во-первых, Российская Федерация, которая является участником Конвенции против пыток, раз в четыре года обязана отчитываться перед профильным комитетом ООН о том, как в России эта конвенция исполняется. И каждый раз после такого периодического отчета Комитет ООН дает рекомендации, что необходимо улучшить. Последний раз Россия отчитывалась в ноябре 2012 года. Правозащитные организации имеют право и обязанность мониторить ситуацию у себя в стране и сообщать в Комитет ООН, какие рекомендации выполняются, какие нет. Уже на протяжении 16 лет Комитет против пыток ООН всегда первым пунктом своих рекомендаций указывает России на то, что необходимо ввести в Уголовный кодекс Российской Федерации отдельный специальный состав преступлений – «пытка». Есть 117-я статья, и у нас слово «пытка» упоминается в УК в двух статьях – 117 и 302, но там смысл этого слова отличается от термина, который содержится в Конвенции ООН против пыток, которую Россия подписала. С точки зрения российского закона пыткой является просто причинение боли. 117-я статья – «Истязание», когда один гражданский человек мучает другого гражданского человека, причиняет ему боль. В конвенции ООН, которую Россия подписала в 1984 году, пытка – это действие, которое совершает должностное лицо, представитель власти, и это очень важно. На самом деле, действия, результатом которых стало наступление смерти, это не обязательно убийство. Если смерть наступила в результате тяжких телесных повреждений, нужно тоже доказывать умысел. Когда полицейский или сотрудник ФСИН избивает задержанного, осужденного, арестованного, у него умысел – добиться от этого человека выполнения неких требований: самооговора, зачастую ритуальных действий, если говорить об осужденных, и так далее, там много чего.

Марьяна Торочешникова: Я считаю, что это просто садисты, и единственный их умысел – причинить боль.

Лев Пономарев: И потом, это казуистика. Что значит – превысил полномочия? Значит, бить можно, а если избил слишком сильно – превысил полномочия? У нас просто сделана ставка на насилие! Вот возьмем 90-е годы, тогда ситуация начала меняться, правозащитники были допущены до власти, в Госдуме был Комитет по правам человека. И когда что-то происходило в колониях, правозащитники по поручению администрации президента ехали в колонии и разгребали там завалы. Можно менять что-то только при сигнале сверху. У нас авторитарный президент, и одновременно он гарант прав человека, и свою функцию он не выполняет.

Игорь Каляпин: Я напомнил бы о том, что у нас пытали и во времена Советского Союза, и при царе, и в 90-е годы. Уровень жестокости и насилия был не ниже, чем сейчас, а именно тогда пытки стали обыденной практикой правоохранительных органов, это 1992-95 годы. Именно тогда были созданы неприкасаемые подразделения РУОПы, УРБ и прочее, которые делали вообще, что хотели и применяли пытки, и сейчас таких ужасов нет все-таки в полиции. Что касается рецептов, мы можем возмущаться и сказать, что без президента ничего не изменится. Я думаю, что ни смена президента, ни смена Госдумы ничего не даст. Нам нужно создавать механизмы, которые позволят контролировать хотя бы применение этого незаконного насилия. На сегодня увлечение установлением камер, технические новшества эффекта не дают. И не дадут до тех пор, пока мы не решим вопрос, кто потом эти записи просматривает. Как только в колонии происходят массовые избиения, убийства, которые уже невозможно скрыть, мы начинаем смотреть эти видеорегистраторы, и выясняется, что именно в это время, в этот день отключили электричество, один регистратор уронили, он разбился, у другого села батарейка, и так далее. И так будет всегда! Должна быть создана структура, которая будет расследовать все жалобы на такие грубые нарушения прав человека со стороны правоохранительных органов. Сейчас этими жалобами занимается Следственный комитет, 50 сотрудников на всю страну, из них 38 следователей. Не только они занимаются расследованием этих преступлений, ими занимаются и другие следователи, их много, но они часто зависят от этих оперативных сотрудников.

Марьяна Торочешникова: То есть круговая порука.

Игорь Каляпин: Да, и ни о какой независимости речи не идет. Если мы хотим, чтобы что-то стало меняться в этой системе, нам нужно специальное подразделение для расследования таких случаев.

Лев Пономарев: Вот недавно было заседание Совета по правам человека при президенте России, и там мы представили разработанные рекомендации. Мы тщательно продумываем механизмы!

Марьяна Торочешникова: Но ведь не факт, что эти ваши рекомендации будут выполняться.

Лев Пономарев: Заседание было 30 января, завтра мы проводим конференцию. Вот есть два стратегических направления. Первое – побуждать власть действовать в направлении, которое мы считаем нужным, и конечно, для нас Совет по правам человека и уполномоченный по правам человека являются нашими главными инструментами. Предложено создать группу быстрого реагирования, которая бы наблюдала за расследованием преступлений. Начнем с резонансных событий – убийств, массовых пыток.

Марьяна Торочешникова: Любое событие может быть резонансным, если о нем начнут рассказывать журналисты!

Игорь Нагавкин: Я считаю, что не надо огульно высказываться о власти, они, может быть, о многом не знают. Мне кажется, ситуация можно исправить, если ужесточить закон по отношению к нарушающим сотрудникам ФСИНа, полиции, Госнаркоконтроля, прокуратуры, любого подразделения, и их надо сажать в общие колонии, на общем положении, а не для бывших сотрудников. Когда человек будет испытывать страх, что сегодня он над зеком издевался, подкинул кому-то наркотики, запытал человек, а потом может оказаться за это преступление в той же колонии, тогда жертв пыток будет намного меньше.