Туофикеа — общественные новости

Заместитель министра связи и массовых коммуникаций РФ рассказал «Снобу» о том, какой должна быть журналистика, что он имел в виду во время своей скандальной лекции в МГУ, и о том, стал ли бы он работать по заказу Ким Чен Ира.

СВероятно, вы, Алексей, догадались, что меня к вам привело…

И что же?

СВаши знаменитые высказывания о журналистике и журналистах. С одной стороны, это похоже на троллинг, но с другой — вы выразили позицию, которая вполне имеет право на существование в современном мире. Правда, я ее никогда не разделяла.

Моя позиция проста: журналистика — это бизнес.

СТолько бизнес?

Любой бизнес состоит из определенного количества компонентов. Даже Микеланджело создавал картины и скульптуры за деньги. Это не значит, что у него не было таланта, вдохновения и т. д. Чем хороша профессия журналиста? Вы, как журналист, имеете возможность найти то средство массовой информации, того дядю, тот бизнес, который вам по душе. Но делать вид, что вы живете в безвоздушном пространстве и работаете вне редакционной политики, вне интересов хозяина издания — бессмысленно! То есть, наверное, можно, если вы — блогер-индивидуал.

СИли богатый журналист?

Или так. Поэтому я сказал студентам: «Дорогие товарищи, вы прежде всего должны научиться хорошо делать свое дело».

СКакое именно дело?

Овладевать профессией!

СДа, уровень журналистики не высок. В частности, потому что на смену журналистике в России пришла пропаганда, которая совершенно не требует высокого профессионального качества. Скорее наоборот. Собственно, это вы и озвучиваете. Чем напоминаете мне человека, который приходит в мединститут и говорит студентам: «Чуваки, забудьте о всяких глупостях, вроде клятвы Гиппократа. Вы выучитесь и пойдете работать в больницу. И будете делать то, что вам говорит хозяин здания, где расположена ваша больница. Кому он скажет, тому окажете помощь. А кому запретит — не окажете. Потому что больница частная и это бизнес». Вы сами не боитесь оказаться на коечке в этой больнице?

Если бы я пришел к молодым ребятам, студентам-медикам, которые будущие врачи, светила медицины, я бы сказал: «Ребята, да, вы спасаете людей и прочее. Вы на самом деле спасаете людей, но при этом, что если вы будете делать хорошо операции, правильно ставить диагнозы, если будете нормально понимать больного, лечить, а не хамить, вы сможете заработать больше денег». Скажите, что в этом плохого?! Почему мы должны забывать про финансовую составляющую? Конечно, в моем выступлении перед студентами журфака была провокация. Зато их преподаватели им только и говорят, какие они принципиальные, замечательные и т. д.

СОни действительно так говорят?

Да вы бы послушали, как они после моего выступления на меня орали! Орали-то, между прочим, не владельцы СМИ, не редакторы, не выпускающие, кричала больше всего профессура, которая учит студентов непонятно чему. Ну и Союз журналистов, этот «клуб сбитых летчиков»…

СВозможно, потому что вы сходу всех этих людей оскорбили?

Как учил Мао Цзэдун, для того чтобы разогнуть, надо перегнуть. Мы следуем заветам великого кормчего.

СДавайте вернемся к воображаемым медикам. Я привожу эту аналогию, потому что считаю, что базовые принципы «Хартии журналистов» — аналог клятвы Гиппократа для врачей. Именно в связи с наличием этой хартии/клятвы, то есть свода неких моральных правил, журналистику, как и медицину, ошибочно сравнивать, как это делаете вы, с работой слесаря, бытовой обслуги и т. д. У слесаря вряд ли возможен этический конфликт с начальником ЖЭКа. А вот врач вполне может не согласиться со своим начальством, если оно, руководствуясь соображениями выгоды, отдает распоряжение, способное повредить больному.

Если вы не делаете то, что вам говорит главврач, вас уволят из больницы.

СДа, в этом и есть суть конфликта. По-моему, студентов как раз надо учить тому, что если они выбирают эту профессию, то перед ними вполне может встать крайне неприятный выбор: остаться верным принципам профессии, чем доставить себе и близким большие неудобства, или «прогнуться», но перестать себя уважать. Надо им рассказывать, что «прогибаться» выгодно в моменте, но разрушительно для личности и в конечном итоге вредно для здоровья. Мне во всяком случае мои учителя так рассказывали, и, честно говоря, мне ни разу не пришлось об этом пожалеть.

Вы — нерелевантный пример. Вы не просто журналист, вы еще и являетесь заместителем руководителя издательского дома.

СМоя должность дает мне возможность самостоятельно определять редакционную политику. При этом я, буквально согласно вашим словам, выбрала такого владельца СМИ, с которым мой этический конфликт максимально маловероятен. Но если такой конфликт произошел бы, выбор для меня однозначен.

Самое забавное, что ваша позиция никак не противоречит моим словам! Я же говорю, что право говорить, что думаешь, надо заслужить. А для этого надо стать суперпрофессионалом. Если вы, как руководитель своего СМИ, скажете какому-нибудь Васе: «Вася, пойди и возьми интервью у Алексея Константиновича Волина». А Вася скажет: «Ваш Волин козел. Я у него интервью брать не буду, а пойду и возьму интервью, ну, предположим, у Пархоменко…»

СА это он почему мне так скажет?

А он видит так!

СЭто уже означает мой кадровый просчет. Я наняла на работу… мудака.

Вот поэтому я и говорю, что мудака надо уволить! Вот я, например, Синдеевой после известного инцидента говорил: «Уволь мудаков, и на этом все закончится».

СНо не кажется ли вам, что вы своими декларативными заявлениями сами плодите мудаков…

Плодят их папа с мамой.

СНо вы своим подходом их развращаете. Фактически говорите им: «Кроме денег вообще ничего нет на этом свете». Может быть, правильнее было бы учить тому, что за возможность говорить правду, не идти против себя, не брать взяток, когда предлагают, и т. д. надо платить высокую цену? Понятно, что такое поведение — это игра в высшей лиге, и игроку придется многим пожертвовать. Но журналистика — это не про деньги. Иначе лучше действительно пойти в слесари, пиарщики, пропагандисты и т. д. Просто выбрать другую профессию и хорошо зарабатывать.

Я не верю в очень благие порывы человечества. Будучи прагматиком и практиком, я всегда исхожу из того, что корыстная мотивация — самая эффективная…

СДля большинства. Но не для всех.

Ок, для большинства. Но я обращаюсь именно к широкой аудитории, когда говорю: «Люди, думайте о деньгах!» Парадокс состоит в том, что в нашем бизнесе на самом деле врать невыгодно.

ССкажу больше, продаваться тоже невыгодно.

Продаваться можно, но только за очень большие деньги, как я всегда и делал. Я говорил, работая, например, в «Издательском доме Родионова»: «Ребята, если мы возьмем маленькие бабки за правильную статью о каком-то банке, на хрена этому банку потом будет давать нам рекламу?! Мы лучше будем честными и принципиальными — так мы больше заработаем».

СУже теплее!

Да! Я не являюсь фанатом Чернышевского, но я поклонник его теории разумного эгоизма. Я считаю, что благие порывы и доброта души обязательно должны опираться на крепкий материальный фундамент. Ну, марксист я, ничем меня не переделаешь! Верю в базовые, прагматические вещи. И наш бизнес должен быть построен на том, что вы должны быть честным не потому, что это написано на каком-то листочке бумажки, который является «Хартией журналистов». Вы должны быть честным потому, что, суки, это выгодно, прежде всего, вам! Потому что, если вы не будете честным, от этого потеряет бабки ваш хозяин. Если вы не будете честным, от этого просядет рейтинг вашего издания. Честным быть выгодно!

СЗолотые слова. Почему бы вам не сказать это с университетской трибуны вместо того, чтобы нести всякий бред?

Скажите мне, кто-нибудь из этих мудаков дослушал меня до конца?! Они же слышат первую фразу и начинают орать. Когда они начинают орать, что-либо говорить дальше бессмысленно, потому что слышен только вопль.

СЧестно говоря, я, когда прочитала текст вашего выступления и интервью по этому поводу, то подумала, что вы устроили этот троллинг с целью стать медиазвездой. И надо сказать, потуги удались. Это доказывает наша беседа.

Я все-таки не последний пиарщик в этой стране. Но меня удивляет, что все воспринимают мои слова ровно наоборот: «Журналист, продавайся!» Первый вопль этих милых и незатейливых людей: «Заказуха?! Вы призываете нас ставить заказуху!» Ядрена-матрена, я после этого приводил следующий пример: зарабатывать надо не заказухой, зарабатывать надо за счет рейтинга издания, подписки, рекламы. Все это мне напоминает анекдот, когда отец зовет великовозрастную дочь и говорит: «Дочь, знаешь, ты давно в семье живешь, ешь, пьешь, все у тебя хорошо. Ты не хотела бы бабок немножко заработать?» А дочь отвечает: «Я на панель не пойду!» Но есть другие способы заработка! Журналистика должна зарабатывать — это аксиома. Но зарабатывать не на заказухе, не на джинсе. Она зарабатывает на рейтинге, на подписке, на рекламе, на капитализации имени и дальнейшей продаже бренда. Это способы заработка журналистики. Но говорить о том, что журналистика не является бизнесом, глупо. Журналистика — это бизнес и производство. Когда ты приходишь работать в журналистику, ты должен знать, что правила твоей работы такие же, как в горячем цеху. У тебя есть дедлайн, есть задача, определенные критерии, в которые ты должен вписаться. И ты не можешь сказать: «Я этого не буду делать, потому что я вижу по-другому». Ты не можешь сказать: «Я не хочу об этом писать, я хочу о другом». Ты должен соответствовать критериям, которые есть в издании. Если ты пришел работать в издание про кошечек, ты не должен писать там про крокодилов! За исключением ценного наблюдения, что крокодилы едят кошечек, а не наоборот. Если владелец издания через главного редактора или сам, будучи главным редактором, говорит тебе «пойди и сделай это», ты должен пойти и сделать это. Потому что ты работаешь на производстве.

СА если владелец — мы знаем бесчисленное количество таких примеров — призывает своего нанятого сотрудника намеренно искажать реальность, писать или показывать неправду?

Надо делать то, что говорит владелец. Или открывать собственное СМИ и делать там что заблагорассудится. Только это практически нереально. Во всяком случае очень дорого.

СЭто в нашей стране нереально. Где никакого уважения к прессе и журналистике нет.

То, что сейчас у нас происходит в средствах массовой информации, мне напоминает балаган. Потому что все занимаются тем, что активно бросаются фекалиями друг в друга.

СИ я вам скажу, почему это происходит. Словесная война всех со всеми — это просто подмена, профанация реальности. Журналистики, основанной на фактах, становится все меньше. Пропаганды больше. Но это не имеет отношения к журналистике.

По-моему, у нас вся журналистика свелась не к тому, чтобы писать о том, что произошло, а о том, кто что сказал. Я устал в свое время, работая еще в информационном агентстве, объяснять своим сотрудникам, что слова не являются новостью.

СЭто так. В этой связи меня очень веселит формулировка «наш источник там-то сказал». Я понимаю, что у нас госструктуры крайне закрыты, но на то ты и журналист, чтобы добиться интервью, получить реальную реплику реального человека, а не «источника», которому можно приписать что угодно.

Позвольте вступиться за «источник». «Источник» обязан своим появлением лично мне.

СВот как?

«Источники» мы начали практиковать в 1996 году, когда работали с Михаилом Маргеловым в Управлении президента по связям с общественностью. Мы четко понимали, что есть информация, которая может исходить официально от официальных лиц, и есть информация, в продвижении которой мы заинтересованы, но которая не может быть маркирована официальной позицией или официальным лицом, которому потом можно предъявить претензию. А воздействовать на информационный рынок можно. И мы придумали замечательную историю — закрытые брифинги со ссылкой на источник.

СЧто-то подобное я и предполагала.

Да. Можно сказать, «источник» мы с Мишей Маргеловым придумали и реализовали на пару. А что, удобная вещь, а?

СДолго вы проработали пиарщиком?

Да, это моя вторая… ипостась. Кстати, я всегда говорил и учил, что пиарщик должен иметь особые отношения с журналистом.

СТоварно-денежные?

Наоборот. Пиарщик, который платит деньги, — хреновый пиарщик. Пиарщик должен работать на интересе. Потому что журналист должен выйти от пиарщика с пониманием двух вещей. Первое: он должен понимать, что играет с пиарщиком в одну игру, то есть встать на позицию пиарщика, но при этом четко отдавать себе отчет в том, что это повышает рейтинг его издания. То, что он напишет, должно быть интересно публике. Задача пиарщика заключается не в том, чтобы вызвать журналиста и сказать: «А ну-ка напиши об этом так-то за деньги». Задача пиарщика в том, чтобы сказать: «Слушай, хочешь выйти на первую полосу и поднять тираж издания или рейтинг программы? Тогда делаем честный обмен: я тебе рассказываю — ты публикуешь. У тебя имя, у меня — вброшенная история».

СУ вас богатая трудовая биография. Вы прошли путь от корреспондента до руководителя АПН. Работали в политическом пиаре, были издателем, теперь — заместитель министра. Можете ли сказать, что ваши карьерные ожидания реализовались и мечты сбылись?

Когда я был студентом и заканчивал ИСАА, у меня была мечта. Это были еще советские времена, СССР был не очень открытой для мира страной. У меня тогда была мечта: я хотел путешествовать. У меня над письменным столом висела политическая карта мира. На уровне моих глаз находилось Южное полушарие. Я видел страну Намибию и дальше «надпись»: территория, оккупированная ЮАР. На этой территории был город Олфиш-Бей. Я очень много лет смотрел на эту карту… Я хотел путешествовать, увидеть хотя бы стран пять — это был предел мечтаний в Советском Союзе. И я знал, что у меня есть одна несбыточная мечта — эта точка Олфиш-Бей. Но я также твердо знал, что скорее попаду на Марс, записавшись в отряд космонавтов, чем окажусь на территории, оккупированной ЮАР, в городе Олфиш-Бей. Так вот, в 2001 году я реализовал эту мечту: я приехал в город Олфиш-Бей. Городок представлял собой две улицы с покосившимися пакгаузами и не имел практически ни одной достопримечательности, кроме рыбного ресторана, стоящих у соленого озера фламинго и большого такого сарая с надписью «Автомобильная торговля Лемонтовича». Вот так, оказалось, выглядит моя мечта.

СВы были разочарованы?

Нисколько! Мне вообще везло: мои мечты реализовывались. Когда после института стран Азии и Африки я пришел работать в Агентство печати «Новости», у меня тоже была мечта: под пенсию, лет в шестьдесят стать председателем правления АПН. Эта мечта реализовалась, когда мне было 34 года. В АПН я прошел, не миновав ни одной ступеньки, путь от младшего редактора-стажера до председателя правления.

СПонятно, почему вы так любите поучать юных журналистов…

Кстати, в АПН очень мало брали выпускников журфака. Был другой подход: проще взять профессионала и научить его хорошо писать, чем наоборот. Была, например, редакция, которая занималась наукой и техникой. Туда брали инженеров, которых учили писать. Потому что проще инженера научить русским языком излагать свои мысли, чем научить журналиста разбираться в сложных инженерных конструкциях. Большинство «золотых перьев» Советского Союза не были профессиональными журналистами. Они были специалистами в своем деле, которые просто потом научились хорошо писать. Поэтому я всегда требовал от журналистов прежде всего глубоко разбираться в предмете. Еще меня в АПН научили задавать вопросы. Мои учителя говорили: ты должен читать текст и задавать себе вопросы. Если у тебя есть неотвеченный вопрос, значит, ты плохой редактор, и ты должен найти ответ на этот вопрос. У читателя не должно оставаться вопроса без ответа при чтении текста. Это тоже было важной вещью, за которую я благодарен АПН. Я туда пришел и сказал: «Я хочу писать и прочее». Мне сказали: «Слушай, писать можно научить практически любого. Ты научись редактировать». В АПН я работал на капиталистические страны, поэтому меня учили жесткой школе западной журналистики. Пирамиды, лиды, бэкграунды… Все эти вещи я проходил в АПН. Потом я уехал в бюро АПН в Джакарту и вернулся в декабре 1991 года, ровно в тот день, когда прекратил существование Советский Союз. Утром я проходил по Красной площади мимо ГУМа. Над Кремлем еще висел красный флаг. А вечером его сняли.

САПН кончилось вместе с Советским Союзом?

Да. АПН перестало существовать, потому что возникло РИА «Новости». Меня позвали в экономическую редакцию и предложили быстренько слетать на презентацию Нижневартовской нефтяной биржи. Клево слетал. В минус сорок залез на нефтяную вышку. С тех пор пошла журналистика корреспондентская, потому что стало понятно, что людей, которые могут писать про политику, единицы. В экономике была та же ситуация. Наша экономическая редакция превратилась в редакцию правительственной информации. Я стал работать в правительстве в пуле. Сначала с Гайдаром, потом с Черномырдиным. Со Степановичем у меня сложились хорошие личные отношения. Зарплата в АПН была небольшая, поэтому я подрабатывал стрингером на западные и восточные издания. Платили они тогда очень хорошо.

СДа, помню это время. Потом ситуация изменилась, и отечественные структуры стали платить лучше.

Да, и я переориентировался на отечественный капитал, был запущен совместный проект РИА «Новости», ВГТРК и «Видеоинтернешнл» — телеканал «Деловая Россия». Куда меня тоже позвали корреспондентом, который имел доступ в Белый дом и мог снимать интервью. Я начал снимать интервью и заодно изучать, как делаются телевизионные репортажи. Потом был 1996 год, выборная кампания Бориса Николаевича.

СВы принимали в ней участие?

Да. И не стыжусь.

СПринято считать, что нынешним плачевным состоянием дел журналистика косвенно обязана именно Ельцину и той предвыборной кампании. Когда журналистов нагнули, хотя и ради благой цели — не допустить прихода коммунистов к власти…

Я не думаю, что кто-то кого-то нагибал. Я точно помню, что ни один из журналистов, по крайней мере тех, кого я знал, точно не хотел прихода к власти Зюганова. То, что они писали и показывали, они делали искренне. Хорошо делается только та работа, которая делается с удовольствием.

ССогласна. Но иногда удовольствие от работы входит в противоречие с объективностью.

Я вам «объективность» любую создам, какую хотите!

СЭто вряд ли. У меня редчайшая аллергия — на вранье.

А я вам врать не собираюсь! Объясню, как это делается. На поляне может находиться 100 фигур. А воспринять вы можете только 10 — те, которые я выберу из 100.

СНе хочу вас разочаровывать, но я увижу все фигуры. И еще замечу попытку меня надуть. Почувствую желание разобраться, кто и почему, напишу заметку…

И кто вас будет читать?!

СВсе.

Почему?!

СПотому что я напишу правду. А правда — это такая магическая вещь, которая взрывает мир.

Если вы даже напишете правду, но скучно, вас не будут читать!

СЯ весело напишу. Вам понравится.

Значит… я вас куплю, будете писать мне правду!

СНу тут вам придется конкурировать с одним джентльменом ростом 2,05 и, кажется, с 20 миллиардами. Готовы?

Задача амбициозная. Мне нравится. Но до двух метров, боюсь, уже не вырасту.

СДавайте лучше вернемся к вашему творческому пути. Что было после выборов президента?

После выборов 1996 года Михаил Юрьевич Лесин возглавил Управление по связям с общественностью администрации президента и взял с собой трех сотрудников «Видеоинтернешнл» для организации этого управления. Это были Михаил Маргелов, Володя Семенов и я.

СА в «Издательский дом Родионова» вы как попали?

Ой, это долгая история. Лесин тогда ушел из администрации. Нам с Мишей Маргеловым сказали притормозиться. Мы притормозились, стало скучно, и в 1998 году нас отпустили. Я пошел в «Видак» директором по пиару, потом возник в правительстве Кириенко. Кириенко предложил мне возглавить Департамент правительственной информации аппарата правительства. Это случилось в конце мая. Потом был дефолт. В последний день своего пребывания на посту главы правительства Кириенко — буквально как вы — сказал: «Слушай, а какая у тебя мечта? Чего хочешь по жизни?» Я говорю: «У меня когда-то была мечта стать председателем правления АПН, но только оно закончилось вместе с СССР, и стало РИА». Он говорит: «И сколько тебе оставалось до мечты?» Я говорю: «Одна ступенька». Он: «Мы тебя назначим руководить РИА, а там будет что будет». Я сказал: «Меня это вполне устраивает, потому что я зайду, задницу опущу в кресло, мечта сбудется, а на следующий день пускай меня оттуда выгоняет новый премьер».

СДетская мечта сбылась?

Практически! Я же не знал еще, что в городе Олфиш-Бей окажусь. Следующим премьером оказался Виктор Степанович Черномырдин, который сказал: «А я Лешу знаю, пускай сидит».

СВаша карьера складывалась весьма удачно.

Я стал работать председателем правления в РИА «Новости». Потом были выборы Путина, инаугурация, формирование правительства Касьянова. Мне сказали: «С вами хочет повстречаться Игорь Иванович Шувалов, руководитель аппарата правительства». Приезжаю. Он говорит: «У вас хорошая репутация пиарщика. Что думаете по поводу замруководителя аппарата правительства, ответственного за медиасферу и пиар?» Говорю: «Не хочу». — «Почему?» Говорю: «Меня все устраивает. У меня 52 зарубежных бюро. В здании, где я вырос. Где я знаю всех уборщиц, уборщицы знают меня». Он говорит: «Позиция понятна. До свидания». Проходит неделя. Вечером звонок: «Алексей Константинович, с вами хочет поговорить Игорь Иванович Шувалов». Шувалов говорит: «Председатель правительства подписал распоряжение о вашем назначении заместителем руководителя аппарата правительства. Я вас поздравляю, жду завтра в 8.30 в своей приемной». Бип… Утром приезжаю, говорю: «Что за дела?» А он мне: «А нельзя застаиваться. Драйв в жизни потеряешь».

СНе потеряли драйв?

До сих пор не теряю. Потом у Касьянова с Шуваловым возникли некоторые расхождения, и я из правительства ушел. Потом вместе с Карачинским мы сделали «Медиалогию».

СХороший проект.

Да, хотя я не со всем там согласен. Потом появился Родионов. Он хотел расшириться. В его издательском доме как раз случился первый конфликт с журналистским коллективом журнала «Политбюро». Они денег не приносили.

СВы решили их закрыть?

Я их собрал и говорю: «Ребят, вы денег не приносите, поэтому у меня подозрение, что в концепции что-то надо поправлять». Они говорят: «Ну как так? Мы — высокая аналитика». Я говорю: «Не интересна, видимо, публике высокая аналитика». Они говорят: «А что ты предлагаешь?» Я говорю: «Можно попробовать себя в нише, которой на рынке у нас точно нет. «Жареная утка», то есть абсолютная желтизна, но только про политиков».

СИ что вам сказал журнал «Политбюро»?

«Мы никогда до этого не опустимся!» Ну не опуститесь, идите в жопу! Куда они и пошли. А журнал Business Week потом пошел хорошо.

СА не было у Родионова идеи, что какие-то журналы из его пула являются status symbol и он готов их содержать?

Был «Мулен Руж», который был его игрушкой. Я ему сказал: «Слушай, я туда даже залезать не буду, потому что собираюсь отвечать только за то, что имеет конкретные показатели. В «Мулен Руж» ты играешься? Играйся. Я даже читать там ничего не хочу!»

СДействительно ли вы покинули ИД Родионова, потому что туда пришел Михаил Леонтьев?

Мой уход связан с тем, что у нас с Сергеем Сергеевичем была договоренность, что за редакционную кадровую политику отвечаю я. Он в какой-то момент сказал: хочу пригласить в «Профиль» Мишу Леонтьева. Я сказал: «Вопросов нет, но это не мое кадровое решение». Я был согласен с тем, что Миша Леонтьев — колумнист журнала «Профиль». Он писал в «Профиль» и в «Компании» колонки, но я считал, что та редакционная политика, которую будет проводить Миша Леонтьев, отпугнет от журнала костяк его аудитории.

СУ вас с Леонтьевым был личный конфликт?

У меня нет конфликта с Леонтьевым. Я исхожу из того, что его точка зрения и форма ее выражения имеют полное право на существование. Но тогда я исходил из того, что для бизнеса журнала «Профиль» позиция Леонтьева может оказаться губительной. Сложившаяся вокруг журнала аудитория привыкла к другому восприятию действительности. Она не готова была читать Дугина и всех остальных. У меня разговор был сугубо про бабки. Я сказал Родионову изначально, что кадры — моя сфера. Если я в этой сфере, ты в это не лезешь, мне комфортно. Если ты начинаешь вмешиваться, мне некомфортно.

СИ что сказал Родионов?

Мы договорились, что если я уйду громко, это будет плохо для бизнеса. Поэтому формально он назначил меня председателем совета директоров издательского дома. К назначению Леонтьева я уже отношения не имел. Дальнейшее проседание журнала «Профиль» и закрытие журнала Business Week — не мои проблемы. Я сдал издательский дом в нормальном состоянии. После этого мне позвонил Александр Акопов, который сказал, что ищет генерального директора для кинокомпании «Амедиа». Я прошел интенсивный курс обучения кинобизнесу. После чего выдержал экзамен у основного акционера кинокомпании — Леонарда Валентиновича Блаватника. А затем мне захотелось творчества, потому что кино — это штука заразная. И пошел я для кинокомпании «Амедиа» делать исторические докудрамы.

СНеожиданный поворот.

Ну Шувалов же сказал, что нельзя засиживаться! Я придумал и снял докудрамы про Тухачевского, Виктора Луи, «Землю обетованную» и т. д. Потом была очередная смена деятельности. Позвонили товарищи: «Слушай, мы хотим один сервис сделать. Проконсультируешь нас с точки зрения маркетинга?» А сервис был — электронные дистанционные платежи за ЖКХ, мобильные платежи. Договорились, подписали контракт. Через четыре месяца владелец мне говорит: «Слушай, а ты президентом компании стать не хочешь?» Я стал изучать, как продвигать, какая реакция у аудитории, как запускать новые бренды и т. д. Область моего интереса была на стыке с электронными сервисами, электронным правительством. И когда Медведев, будучи президентом, создал рабочую группу по открытому правительству, меня туда включили. Мне стало дико интересно. Меня попросили сделать справочный материал по мировому опыту таких правительств: через три месяца я принес им вот это (достает из шкафа два огромных тома, сшитых из листов формата А4, весом килограммов пять). Они впечатлились. А затем был саммит открытого правительства в Бразилиа, куда должен был лететь Абызов, но сломал ногу. У Дворковича совещание. У Маргелова важная встреча. Мне позвонили и сказали: «Слушай, а не слетал бы ты представить Россию на всемирном саммите открытого правительства в Бразилиа?» Я полетел. В группе по электронным сервисам мы были с министром по коммуникациям Николаем Анатольевичем Никифоровым. Вместе писали большой доклад по электронным сервисам. После чего мне было сказано: «Ну, вот вы придумали, вы и занимайтесь». Так я стал заместителем министра.

СКакие у вас функции в должности замминистра?

Нормотворчество в области средств массовой информации. Интернет, государственные СМИ, телерадиовещание, строительство цифрового телевидения. У нас большая программа строительства телевизионных мультиплексов. Постоянно общаемся с региональным каналами.

СЧто думаете по поводу прекращения операторами кабельных сетей вещания канала «Дождь»?

О, я принимал в этом процессе непосредственное участие! И даже присутствовал при его начале. Я был на той конференции кабельщиков, когда, выступил Припачкин. Он именно ко мне обратился с вопросом: «Какова будет реакция министерства, если операторы уберут «Дождь» из бесплатного пакета?»

СИ что вы ответили?

Сказал, что, собственно говоря, это ваш кабель, вы и решайте. У нас есть ограничения по десяти каналам, которые обязательно должны быть общедоступными. Их трогать нельзя. А дальше — как сами решите.

СТо есть в вашем лице кабельщики получили одобрение государства на то, чтобы выкинуть «Дождь» из своих пакетов?

Слушайте, это бизнес. А бизнес вообще штука жесткая. К тому моменту со стороны «Дождя» многим кабельщикам были выдвинуты предложения начать платить за то, что «Дождь» находится в их кабельных сетях. А тут возникла возможность поменять картинку на прямо противоположную.

СТо есть чтобы «Дождь» за это платил»?

Угу.

СОчень жаль, что «Дождя» практически не стало как телеканала. Он хотя бы как-то разнообразил унылую картинку российского ТВ. Вам самому не грустно смотреть телевизор, где выступает господин Киселев, например?

Судя по рейтингам, Киселев многим нравится. А если вам он не нравится, не смотрите телевизор. У нас сейчас очень многие играют роли…

СЭто вы к тому, что в жизни Киселев симпатичный безобидный человек?

Конечно, он не такой, как на экране. И не скрывает этого. Когда он пришел на «Россию сегодня», он на одной из встреч так и сказал: «Что вы возмущаетесь, кричите? Базар фильтруйте! Вы сами профессионалы, медийщики, должны понимать разницу между человеком и образом». Дима Киселев четыре языка знает.

СЗнаете, что меня печалит? К кому из одиозных российских медиадеятелей ни придешь, оказываются, как на подбор, милые симпатичные люди. Арам Габрелянов — просто душка…

Да! Арам Ашотович — супер! Я с ним лично не знаком, но все, что я читал и смотрел про него, впечатляет. Сам всего добился. Вот говорят, Арам Ашотович — это рука Кремля. Блин, ребята, вам память не отшибло? Арам Ашотович первую газету сделал в Ульяновской области в жесткой оппозиции губернатору.

СБолее того, могу сказать, что его позиция лояльности Кремлю укладывается в классическую схему успешной сделки: ты создаешь бренд, раскручиваешь и продаешь транснациональной корпорации. Только в качестве корпорации в России выступает Кремль, доверительные отношения с которым Арам и не скрывает. Вы тоже довольно откровенно для государственного чиновника высказываетесь.

А чего мне бояться? Знаете, меня еще в юности научили, что самое страшное, что может случиться с человеком на государственной службе, — это поверить в собственное величие и незаменимость. Не думать, что все это (обводит рукой кабинет) твое. Это реквизит, который надо будет сдать, когда ты уйдешь с площадки. Поэтому лучше не брать ни дач, ни привилегий. Помнить, что все это приходящее и уходящее, надеяться только на себя. Мне нравится фраза, которую как-то после очередного захода в Белый дом произнес Александр Петрович Починок. Он сказал: «Дорогу отсюда на х.. я знаю очень хорошо».

СКак мы выяснили, ваша карьера сложилась очень удачно. Мне кажется, не в последнюю степень благодаря вашему характеру. Кто-то из ваших друзей назвал вас «веселым циником». Кроме того, вы очевидно трудолюбивы, добросовестны, готовы профессионально и честно исполнить заказ в соответствии с пожеланиями заказчика. Скажите, существуют ли заказы, которые вы не согласились исполнять?

Надо подумать…

ССкажем, на правительство Лукашенко вы бы стали работать?

Почему нет?! Александр Григорьевич в личном общении производит изумительное впечатление. Он реально интересный и, кстати, очень харизматичный дядька.

СХорошо, представим на месте Александра Григорьевича допустим… товарища Ким Чен Ира. Будете на него работать?

А заказ интересный?

СИскрометный! Вам — куча бабла.

Буду, конечно. А какая разница? Если клевый заказ, хорошая работа, не вводящая меня в конфликт с предыдущими клиентами, ну и че? Разве доллары от Ким Чен Ира пахнут иначе, чем доллары от Васи Иванова?!

СТогда сгустим краски до инфернальных. Из ада восстал Адольф Гитлер, чтобы предложить Алексею Волину заказ…

А что, если работа интересная… Ну, наверное, все же надо быть немцем. Если работа интересная и приносит мне удовольствие… Вот если мне скажут: «Вот тебе искрометный заказ, иди убивать бабушек на улицах…»

СНе скажут. Убивать бабушек — не ваша работа.

Да, это не моя работа.

СВас попросят… ну, допустим, снять красивый фильм про Олимпиаду 1936 года. Как Лени Рифеншталь. Будете снимать?

Будем! Будем снимать! Фильм Рифеншталь — это клевая, отлично сделанная работа! За хорошо сделанную работу профессионала наказывать нельзя.С