Туофикеа — общественные новости

Несмотря на двуличную политику западных держав по отношению к Советскому Cоюзу в годы, предшествующие вторжению взращенного Западом Гитлера в нашу страну, официальная реакция Лондона и Вашингтона на сам факт германской агрессии против СССР была четкой и прилизанной.

И дело не только в том, что та же Британия к этому моменту уже более полутора лет находилась в состоянии войны с Германией (хотя бОльшую часть этого срока именно находилась, а не реально воевала). Правительства США и Великобритании отдавали себе отчет в том, что в мире были сильны антинацистские настроения. Несмотря на мощную антисоветскую пропаганду на Западе, обычные люди в западных странах в основной своей массе в сложившейся ситуации симпатизировали СССР и Красной Армии, на плечи которых свалилась главная тяжесть войны с Третьим рейхом. Войны, где на кон были поставлены судьбы всего мира. Руководителям США и Великобритании, а также прессе этих стран приходилось учитывать это обстоятельство.

Хотя несколько месяцев, начиная с 22 июня 1941 года, практически все англо-американские СМИ, говоря о войне СССР и Германии, отделывались лаконичными заметками, без оценок и анализа происходящих событий. Только 30 сентября, когда началась битва за Москву, у американской газеты «Балтимор сан», наконец, «открылись глаза»: «Никакая другая армия в Европе не выдержала бы такого невероятного повсеместного давления, неизбежно развалилась бы, открыв дорогу врагу к столице». Таким образом, отмечали журналисты, впервые был развенчан миф о том, что немецкие армии невозможно остановить.

Политики и военные на Западе не решались делать подобные заявления еще дольше. Президент США Франклин Рузвельт отправил послание на имя Сталина лишь 16 декабря 1941 года, то есть, уже после того, как американцы официально вступили во Вторую Мировую войну против Германии и ее союзников. «Я хочу сообщить Вам о всеобщем подлинном энтузиазме в Соединенных Штатах по поводу успехов Ваших армий в защите Вашей великой нации», — писал Рузвельт Сталину. В тот же день вашингтонская газета «Стар» опубликовала материал, в котором, в частности, говорилось: «История воздаст русским должное за то, что они не только приостановили «молниеносную войну» (имеется в виду планируемый Третим рейхом блицкриг. – Прим. ред.), но и сумели обратить противника в бегство». После выражения такого неприкрытого восхищения действиями большевистского СССР американские власти запретили штатным корреспондентам газеты «Стар» отправляться на фронт.

Между тем, гений советских военачальников и героизм солдат Красной Армии всего советского народа вызывал аналогичные восторженные чувства и у американских генералов. Так, начальник штаба армии США Джордж Маршалл заявил: «Победа под Москвой — стратегическое поражение германских вооруженных сил… поворотный пункт всей войны». Чуть позже, 5 января 1942 года, «Нью-Йорк Таймс» в своем материале, рассказывающем о победе Красной Армии под Москвой, сообщала, что «Гитлер потерпел самое крупное поражение… Поражение немцев и успешное наступление русских затмевает события, происходящие на отдаленном театре военных действий в Тихом океане». И в этом случае незамедлительно последовали санкции сверху: по воспоминаниям военного обозревателя газеты Эйба Розенталя, Белый дом и Госдепартамент США начали оказывать на редакцию давление, требуя от них поумерить просоветский пыл и писать об успехах СССР в войне в более общих и нейтральных тонах.

Хотя сам Рузвельт в августе 1942 года в письме Сталину отмечал: «Соединенные Штаты хорошо понимают тот факт, что Советский Союз несет основную тяжесть борьбы (с нацистской Германией. – Прим.ред.)». Но до поры-до времени, подобные комплименты и расшаркивания перед СССР были не более, чем соблюдением западными лидерами дипломатического этикета и проявлением занятой им выжидательной тактики: ясности в вопросе о победителе в войне пока не было, посему Вашингтон и Лондон продолжали восседать на двух стульях, больше на словах, нежели на деле поддерживая СССР, но не исключая, при этом, нового альянса со своим бывшим союзником – Третьим рейхом.

После разгрома немцев под Сталинградом ясность в вопросе о победителе наступила. И реакция Запада не заставила себя ждать. 29 ноября 1942 года, в тот момент, когда Сталинградское сражение еще не завершилось, но Красная Армия уже перешла в наступление, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль писал: «Победы в Африке, какими бы быстрыми и важными они ни были, не должны отвлечь нашего внимания от изумительных ударов, которые наносят русские на восточном фронте. Мы все с восхищением следим за великолепными наступательными операциями, которые проводит Красная Армия. Подвиги советских Вооруженных Сил, партизан, труды и страдания советского гражданского населения в обороне своего Отечества войдут в историю на все времена».

Дальше – больше: упомянутый Джордж Маршалл 16 января 1943 года заявил, что весь мир должен найти средства, которые позволили бы России продолжать наступательные действия в течение 1943 года. Заместитель военного министра США Паттерсон отмечал, что «мужество, искусство, решимость и дух самопожертвования, которыми проникнута эта армия (Красная Армия. — Прим. ред.), служат источником вдохновения для народов всего мира. Оборона Сталинграда, блестящая стратегия, приведшая к переходу от обороны к наступлению, ожесточенность атаки, отбросившей назад, а затем уничтожившей нацистские армии, имеет мало параллелей в истории. Только что мы были свидетелями одного из самых решительных сражений всех времен». Замминистра вторили американские солдаты: «Из болот джунглей юго-западной части Тихого океана мы шлем братский привет нашим доблестным товарищам по оружию — бойцам могущественной Красной Армии. Ваша единая воля и героическая стойкость развеяли миф о непобедимости нацистов. Доблестной защитой Сталинграда, этого памятника человеческому мужеству, вы выиграли для нас драгоценное время. Пока мы собирали силы для будущих боев, вы сражались и проливали кровь. Теперь мы тоже готовы. Вы беспощадно гоните нацистских зверей из вашего дорогого Отечества, а мы готовы ударить по общему врагу с запада, чтобы ускорить день победы. Вы со славой несли на себе главное бремя боев, но мы должны разделить эту славу с вами. Мы ведем общую борьбу, чтобы уничтожить все следы фашистской реакции и принести всему человечеству мир и свободу».

Однако президент Рузвельт до поры-до времени не горел желанием «ударить по общему врагу с запада». «Если дела в России пойдут и дальше так, как сейчас, то возможно, что будущей весной второй фронт и не понадобится», — говорил он еще в конце 1943 года.

Однако через полгода второй фронт все же был открыт: от намерений героически добить издыхающий Рейх и поучаствовать в разделе сфер влияния в Европе Вашингтон отказываться, естественно, не собирался. Правда, в критические моменты союзники, как обычно, все надежды возлагали на Красную Армию. В канун Нового 1945 года гитлеровцы нанесли англо-американцам мощный танковый удар в Арденнах, рассекли стратегический фронт союзнических войск, поставив их в критическое положение. 1 января 1945 немецкие войска предприняли наступление в районе Страсбурга. Хотя немцев удалось остановить, положение на Западном фронте в начале января оставалось напряжённым. 6 января Черчилль обратился за помощью к советскому правительству. 12 января советские войска на 8 дней раньше намеченного срока перешли в наступление в Восточной Пруссии и Польше. Германское командование было вынуждено отказаться от дальнейших попыток наступления на западе и начать переброску войск оттуда на советско-германский фронт. Дифирамбы советским солдатам в западной прессе зазвучали с новой силой. Однако менее, чем через год после Победы над нацистской Германией, восторги западных журналистов, политиков, да и обывателей в адрес советского народа и Красной Армии – как мнимые, так и искренние – сошли на «нет». 5 марта 1946 года, Черчилль произнес фултонскую речь, мир вошел в эпоху «холодной войны».

В 70-х годах прошлого века военный редактор «Нью-Йорк Таймс» во время Второй Мировой войны Хенсон Болдуин удивлялся: «Как же такое вообще могло произойти? Мы своими глазами видели, какой ценой русский солдат добывал мир на планете, а потом он и сам вдруг стал на Западе врагом. Пониманию это попросту не поддается». Чему ж тут удивляться, мистер Болдуин? Никем иным, как врагом, СССР для Запада быть не мог. И ради уничтожения СССР Запад был готов сотрудничать, с кем угодно. Даже с Гитлером. Вот только Гитлер не оправдал ожиданий Запада.