Туофикеа — общественные новости

И.ВОРОБЬЕВА: Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Ирина Воробьева. Я приветствую в этой студии нашего гостя со своим особым мнением, это экономист Сергей Алексашенко. Можно я вас так коротенечко?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Нужно.

И.ВОРОБЬЕВА: Чудесно. Давайте поговорим о соседях наших, о Белоруссии. Сегодня Лукашенко заявил о том, что теракт в минском метро раскрыт. Но самое интересное не в этом, он поручил допросить оппозиционеров по делу о теракте. Давайте я вам процитирую, он говорит так: «Найти и допросить как преступников. Никакого прощения. Они создают негативную среду и будоражат честных людей», судя по всему, своими заявлениями о том, что власть может иметь отношение к этому теракту. Что делать с Лукашенко?
С.АЛЕКСАШЕНКО: Терпеть.

И.ВОРОБЬЕВА: Кому, нам? Или им?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Нам, как гражданам, терпеть, России, как государству, радоваться, что есть кто-то, кто круче нас даже. Чуть что, сразу – смотрите, могли бы и так. Мне кажется, что поведение Лукашенко абсолютно логично вписывается в логику, что нужно всех пугать, загонять в угол, не давать никому расслабиться, постоянно третировать. И так понятно, что большая часть оппозиции, тех людей, которые участвовали в выборах 19 декабря, они не настолько радикальная оппозиция. Были бы радикальными, их бы уже всех из страны выгнали, если не сказать хуже. Но, чтобы людям жизнь медом не казалась, прежде, чем в следующий раз сказать, вы подумайте. Вчера, по-моему, была эта новость, что Генеральная прокуратура вынесла им предупреждение за то, что они что-то такое сказали. Людям запрещено иметь свое мнение. Процесс идет по восходящей, логика абсолютно понятна, но, как сказать, суверенное государство.

И.ВОРОБЬЕВА: К чему может привести… говорили, что будут закручены гайки. Как нам отсюда кажется, мне, по крайней мере, там закручивать гайки некуда уже. К чему может такое привести?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Ну, если вспомнить Советский Союз, там идеологические гайки были закручены еще жестче. И там слов таких – оппозиционер, свободные выборы президентские, 19 кандидатов, — там всего этого не было. Тем не менее, система существовала достаточно жестко, долго. И понятно, что логика развития таких диктаторских режимов очень проста. Они могут рушиться в трех случаях. Первый случай – это военная авантюра, поражение в войне, но я думаю, что Александр Григорьевич достаточно благоразумный, ни с Польшей, ни с Россией он воевать не будет, поэтому это исключается. Второе – это такие физиологические причины, невозможность диктатора управлять страной дальше, либо тяжелая болезнь, либо смерть, либо госпереворот. Не факт, что будет после этого демократический режим, но старый режим заканчивается. А третий – это экономическая катастрофа.

И.ВОРОБЬЕВА: А Белоруссия далека от этой катастрофы?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Мне кажется, что она еще не очень близка к ней. Говорить, что она со дня на день рухнет, что народ помрет с голода – да нет, конечно. Поэтому мне кажется, что любые разговоры о том, что режим Лукашенко вот-вот рухнет, что там все объективно созрело, это выдавать желаемое за действительное.

И.ВОРОБЬЕВА: Но послушайте, раньше же там и терактов не было, и говорили о том, что свобода ради безопасности.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Я бы про теракт сейчас вообще воздержался говорить, потому что мы до конца не понимаем, что, откуда, почему он там произошел. Теракт раскрыт, а что там случилось, нам никто не говорит внятно. Мировому сообществу белорусские власти не говорят. Поверить, что теракт раскрыли за два дня – это должно быть абсолютно уникальное сочетание обстоятельств, потому что мы помним теракты и 11 сентября в Нью-Йорке, помним взрывы в лондонском метро, в Мадриде на железнодорожном вокзале, на линиях. На раскрытие этих терактов ушли месяцы.

И.ВОРОБЬЕВА: Но вы верите, что когда-нибудь мы узнаем правду про белорусский теракт?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Я верю, что правду скрыть очень тяжело, тем более, в таком мире, который информационно достаточно открыт. Когда-то мы об этом правду узнаем.

И.ВОРОБЬЕВА: Кстати, про открытость информационную. Вы обратили внимание на то, какие подробные съемки были после теракта, в Москве таких съемок никто не вел, не допускали людей с камерой туда, где были пострадавшие, на станцию эту в метро, и так далее. Просто люди не привыкли работать с терактами?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Я думаю, что просто первый раз случилась такая ситуация, еще не знали, как реагировать, не понимали, что можно, что нельзя, кого пускать, кого не пускать. Особенность режимов, построенных на вертикали власти – пока нет команды, ты не принимаешь решения. Вот тебе сказали: белое – белое, черное – черное, ты все понимаешь. Здесь одна полоса, здесь другая полоса.

И.ВОРОБЬЕВА: Я напомню нашим слушателям координаты этого эфира. +7-985-970-45-45, пишите нам на этот номер смс-сообщения, либо пишите из Твиттера на аккаунт vyzvon. Позади нашего гостя идет кардиограмма эфира, где наши слушатели могут на сайте «Эха Москвы» проголосовать за его слова. Идет видеотрансляция, наша обычная и компании Сетевизор, которые показывают всю студию. Кстати, нам пишут уже сообщения, Сергей Фирсов просит вас высказаться по поводу интервью Медведева, которое он дал китайским журналистам. «Опять имитация?», — спрашивает Сергей.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Я бы сказал, что опять разговор с иностранными журналистами. Казалось бы, новость или то, что сказал Дмитрий Медведев, относится к нашей внутренней жизни, и тем не менее, это заявление делается для иностранного телевидения. Даже президент, то есть, отечественное телевидение он точно не уважает. Мог бы вызвать Первый канал, сказать – я вам сейчас такое скажу, что закачаетесь. Что с вами разговаривать. Цену реальному российскому телевидению Дмитрий Анатольевич очень четко показал.

И.ВОРОБЬЕВА: Может быть, у нас просто нет журналистов, которые…

С.АЛЕКСАШЕНКО: Которые умеют задать этот вопрос, прочитать его по бумажке?

И.ВОРОБЬЕВА: В очередной раз, скажем так, задать этот вопрос.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Не надо быть особо талантливым журналистом, чтобы президенту за год до выборов, на которые он может пойти, а может не пойти, задать этот вопрос. Мне кажется, образования церковно-приходской школы достаточно, чтобы журналист мог задать этот вопрос.

И.ВОРОБЬЕВА: По-вашему получается, что это такая была подготовленная акция Медведева – я вот сейчас иностранным журналистам скажу.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Да. Я не верю вообще, что в таких интервью… это заранее подготовленное интервью. Заранее был известен человек, который будет спрашивать. Я думаю, что список вопросов тоже был традиционно заранее согласован. Это официальный визит, официальное интервью, это не мы с вами сели в прямой эфир и начали, я не знаю, о чем вы меня спросите, вы не знаете, что я вам отвечу. Все там заранее договорено, вопросы 25 раз согласовали. Конечно, Дмитрий Анатольевич подумал и готов был сказать именно то, что он хотел. Я не верю, что здесь была какая-то случайность, какой-то экспромт. Всегда можно сказать – вы знаете, давайте эти три слова вычеркнем, неудачно выразился, или давайте перезапишемся. Давайте так: что сказал Дмитрий Анатольевич?

И.ВОРОБЬЕВА: Ничего особенного.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Вот. На самом деле, он сказал – да, я могу пойти на второй срок.

И.ВОРОБЬЕВА: «Не исключаю».

С.АЛЕКСАШЕНКО: Мы знаем, что он имеет право идти на второй срок? Да. Имеет право, по Конституции, по закону о выборах президента. Он не сказал, что он не будет участвовать. Значит, он думает над этим вопросом.

И.ВОРОБЬЕВА: Мне кажется, вы как-то тоже… Конечно, он имеет право. Давайте не с занудной юридической точки зрения. Давайте с вами порассуждаем на тему того, что будет дальше. Допустим, что Медведев решит стать кандидатом в 2012 году.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Давайте я сейчас расскажу свою версию. Мне кажется, что за последние 6-9 месяцев в правящем тандеме много чего изменилось. И если бы мы с вами обсуждали эту тему 9 месяцев назад, год назад, я, по-моему, даже это говорил в эфире, у меня не было никаких сомнений в том, как будут происходить вот эти праймериз в начале декабря 2011 года. Мы вдвоем сядем, один человек расскажет, второй согласится. Это была некая обоюдоприемлемая позиция, я подозреваю, что они оба так думали, что так будет устроен процесс. Но за это время, где-то с середины лета, с июля, с августа, что-то поменялось. Как-то Дмитрий Анатольевич себя стал вести по-другому, более активно, Владимир Владимирович как-то вроде так же активно себя ведет, но пиар-эффекта от этого все меньше и меньше. Пожары эти, которые показали абсолютную беспомощность всей правительственной вертикали.

И.ВОРОБЬЕВА: При этом и Путин, который съездил, показал все…

С.АЛЕКСАШЕНКО: Все отстебались на тему, что Путин лично проверял нужники, которые строили в этих избах. Не должен премьер-министр этим заниматься, правда, не должен. Короче говоря, что-то изменилось. И мне кажется, что сейчас оба товарища этих наших, которые в тандеме, они понимают – будет не так. А как будет, они не знают. Есть искусство, как в нормальных велосипедных гонках на треке, есть искусство стояния на месте, (неразб.) называется, стоишь и ждешь, когда противник у тебя поедет впереди, а ты ему на хвост сядешь и в конце обгонишь. Это такое сложное, такие политические гонки по непонятным правилам. Вот они реально вступили в политическую борьбу, в политическую гонку. Понятно, что нас с вами или 140 миллионов населения не пустят к решению этого вопроса. Они его каким-то образом решат между собой. Но по каким правилам, и как будет приниматься решение, какие аргументы принимаются, какие не принимаются… и вот Дмитрий Анатольевич в этой ситуации решил неким образом проявить инициативу. Он сказал – а вот не исключаю, и в самое ближайшее время объявлю, пойду или не пойду. И смотрит – а как Владимир Владимирович отреагирует, а он чего на это скажет? А Владимир Владимирович с Киева – а мне не до этого, я переговоры веду, я новостей еще не видел, мне вообще по барабану.

И.ВОРОБЬЕВА: На вашего Медведева. Все-таки с ваших слов получается, что Дмитрий Медведев такой стал самостоятельной политической фигурой.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Он стал более весомой политической фигурой, чем был год назад, это точно совершенно.

И.ВОРОБЬЕВА: Это почему, интересно?

С.АЛЕКСАШЕНКО: По совокупности, Ирин.

И.ВОРОБЬЕВА: Опыта набрался? Перестал бояться?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Опыта набрался, перестал бояться, такой хорошей политической наглости набрался. Возможно, он разобрался в хитросплетениях бюрократических каких-то. Может быть, он что-то научился делать. Может быть, он понял, за какие рычаги нужно дергать, чтобы добиваться эффекта. Это же такая тонкая политическая… бюрократическая, это не политика, это бюрократия. Ну вот, он стал более опытным бюрократом. Неизбежно человек, который попадает на эту позицию, любую – министра, президента, вице-премьера, — в нашей стране он должен быть эффективным бюрократом, должен понимать, как работает бюрократическая машина, что, куда. Посмотрите, уже все опять пишут, что премьер и президент назначают совещания на одно и то же время. Демонстративно. Один поставил совещание на 12.00, и другой поставил.

И.ВОРОБЬЕВА: И идите выбирайте.

С.АЛЕКСАШЕНКО: И вот это вот дерганье. Год назад мы говорили, что есть такая четкая линия водораздела полномочий президента и премьера. Премьер не лезет во внешнюю политику, президент не лезет в экономику, в деятельность правительства…

И.ВОРОБЬЕВА: Хотя премьер лезет, мы знаем.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Стоп. Премьер один раз сделал заявление по Ливии. А вообще говоря, он придерживается политики невмешательства, он не очень много говорит про внешнюю политику. А Дмитрий Анатольевич про экономику и про внутреннюю постоянно, каждую неделю что-то говорит.

И.ВОРОБЬЕВА: Но он же президент России, он должен как-то…

С.АЛЕКСАШЕНКО: Вы же меня спрашиваете, стал ли он более весомым, я отвечаю – стал. Год назад он себе этого не позволял. Потому что считалось, что это территория Путина. Зарплата военнослужащих, оборонный заказ, пенсии, стипендии, все это по компетенции, по закону, по практике, относится к компетенции правительства. Можно там притягивать на самом деле, когда Владимир Владимирович был президентом, то это все относилось к компетенции президента тоже, потому что он такой был сильный, доминирующий, и правительство ему докладывало, спрашивало – разрешите исполнять? Как вы думаете, Владимир Владимирович, с вами надо согласовать.

И.ВОРОБЬЕВА: А есть ли вероятность того, что у нас в стране выстроится такая настоящая двухпартийная система, лидер одной партии будет Владимир Путин, а лидером другой, негласным или гласным, будет Медведев? Две силы, которые сейчас нам так хочется видеть: либерал Медведев и консерватор Путин.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Я думаю, что с этим тандемом такое невозможно. Я думаю, что исторически, где-то в будущем формирование двухпартийной системы в России возможно, хотя мне кажется более вероятным либо вот такая вертикаль власти, как у нас сейчас, либо какая-то многопартийная система, где для правительства нужно будет строить коалицию двух-трех партий. Мне кажется, раздробленность у нас достаточно сильная. Слишком долгая у них история отношений, слишком хорошо они друг друга знают. Они как два медведя, которые в одной берлоге уже не помещаются. Они слишком похожи друг на друга, они хорошо понимают, но вбивать между собой какие-то идеологические разногласия… в этом интервью Медведев сказал, что у нас одни цели, но разное понимание путей и методов. Возможно, все мы хотим стать здоровыми и богатыми, будучи бедными и больными. Только вот как это сделать, что сначала, что потом…

И.ВОРОБЬЕВА: Будем надеяться, что в последующее время будет интересно, по меньшей мере. Слушайте, если про Кремль говорить, есть такой чудесный идеолог суверенной демократии Владислав Сурков, который как-то вас задел, по-моему, даже написали блог на сайте, который называется «Приговор суверенной демократии». Что за приговор, о чем вы говорите?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Я написал больше о другом, о том, что вчера был объявлен приговор Европейского суда по правам человека относительно действий российской власти по ликвидации Республиканской партии России, которую возглавлял Владимир Рыжков. Для меня, когда я прочитал этот текст, это вполне четкая характеристика того, что делает российская власть, глазами европейцев. Вот то, что не могут сказать политики, юристы, судьи, ведь судьи Европейского суда, они такие, это высшая кость юридическая, они бессменны, они там до конца жизни, дальше в юридической системе негде расти. Вот у них там такая самая верхняя точка карьеры. Наверное, мечта любого юриста. И они сказали, что все, что делается в России с законом о политических партиях, с выборами, это издевательство над здравым смыслом. Делается все, чтобы люди не получили права свободного волеизъявления, парламентского представительства, чтобы политические партии в России не существовали. Собственно говоря, четче не скажешь.

И.ВОРОБЬЕВА: Это то самое, что произошло с партией Рыжкова.

С.АЛЕКСАШЕНКО: На примере партии Рыжкова, да. Просто случай с ликвидацией партии Рыжкова разобран там по ступенькам, по косточкам, что называется, было такое решение, такое решение, это принято на основании положения, которое вступило после, норма там о перерегистрации действующей партии принята на основании нормы, отнесенной к созданию новой партии. И юридическая разборка несостоятельности этого, то есть, это то, что должны были сделать российские суды. Если трактовка Европейского суда, что «численность 50 тысяч человек, для партии это много», это можно относить к трактовке, что в Европе меньше, ну, и меньше, у нас там народу больше и страна большая, то вопрос о том, что применение нормы закона фальшивое… помните, не из жизни, а из литературы, расстрел валютчиков при Никите Сергеевиче Хрущеве, начало 60-х годов, очень известное дело, когда людей арестовали за покупку и продажу валютных ценностей, а расстреляли на основании указа, который подписали после того, как их арестовали. Это то же самое. Применение нормы, которая не вступила в силу на момент принятия решения. Для юристов это нонсенс. Это приговор той самой суверенной демократии, которую Вячеслав Юрьевич строит.

И.ВОРОБЬЕВА: А чем вам так не понравились высказывания господина Суркова о коррупции, о том, что оппозиция говорит, что коррупция только во власти, сами оппозиционеры живут на зарубежные гранты, и так далее?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Она мне не понравилась, эта фраза, двумя эпизодами. Первое, что понятие коррупции относится к должностным лицам. Насколько я понимаю, у нас из оппозиционеров, наверное, никто не является должностным лицом…

И.ВОРОБЬЕВА: Уже.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Не считая человека, которого мы только что в коридоре с вами встретили. Он вроде как вышел из оппозиционной партии и занимает должность в исполнительной власти. А вообще говоря, те оппозиционеры, о которых говорит Владислав Юрьевич, они точно не относятся к должностным лицам. Коррупция – это получение денег за то, что ты принимаешь или не принимаешь решение в пользу человека, который к тебе обращается с просьбой. Это прописано в нашем Уголовном кодексе, это в любом словаре написано, определение коррупции понятно, и оно не может относиться к деятельности общественных организаций. Это раз. Второе – у нас по закону допускается получение общественными объединениями, кроме политических партий, и некоммерческими организациями, иностранных грантов, иностранного финансирования, в этом нет ничего противозаконного. И когда Владислав Юрьевич говорит такие вещи, он просто врет, откровенно врет, искажает норму закона. Занимается ровно тем, за что получил приговор Европейского суда. Он искажает нормы российского права.

И.ВОРОБЬЕВА: Но подождите, ведь можно же не придираться к словам, правда же? Почему-то так вышло, что…

С.АЛЕКСАШЕНКО: А к чему придираться? Стоп, Ирин, скажите, пожалуйста, в решении о ликвидации Республиканской партии есть подпись Владислава Юрьевича, это он принимал решение? Нету. То есть, к нему придраться за дела нельзя. Он ничего не делает, он только говорит слова. На основании этих слов люди принимают решения.

И.ВОРОБЬЕВА: Это значит, что Владислав Юрьевич Сурков просто обезопасил себя, не ставит подписи на своих решениях, может быть, своих. Но давайте будем честными. Если уж мы говорим о коррупции и о его каких-то мошеннических делах, почему… так получается, что в нашей стране наша бедная оппозиция, задавленная властью, не пускаемая на федеральные каналы, когда ее начинают спрашивать – ребята, а вы-то на какие деньги живете? Откуда у вас все это? откуда у вас машины, откуда деньги на это, на это, оппозиция почему-то очень обижается. Мы что, не имеем права, получается, спрашивать не только власть, но и оппозицию?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Имеете. Пожалуйста. Насколько я понимаю, Борис Немцов опубликовал свою декларацию о доходах. Я вот сейчас подготовил налоговую декларацию, сдал, опубликую. У меня нет секретов. Я сдаю налоговые декларации с 1992 года, и уж про мои доходы налоговая служба, налоговая полиция, все, кто нужен, с микроскопом все изучили. Мне скрывать нечего. К вам приходят, вы спросите каждого конкретно. Спросите Милова, Рыжкова, Касьянова.

И.ВОРОБЬЕВА: У нас был один журналист на «Эхе Москвы», он спрашивал всех оппозиционеров, они частично отвечали или полностью отвечали…

С.АЛЕКСАШЕНКО: У меня вообще все деньги появились после ухода с госслужбы. Я работал в Интерросе, что думаете, мне там денег не платили? Платили. Я работал в (неразб.), мне что там, денег не платили? Платили. Мне хватает на жизнь, да, мне этих доходов с процентов хватает.

И.ВОРОБЬЕВА: Хорошо. Одна минута до перерыва. Что касается доходов и расходов, почему у нас есть только декларация о доходах, нет об источниках доходов, нет о расходах, и нет статьи насчет незаконного обогащения?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Значит, это кому-то выгодно.

И.ВОРОБЬЕВА: Интересно, кому.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Вот есть Конвенция ООН о борьбе с коррупцией, которую РФ ратифицировала в 2005 году. За исключением одной статьи, статьи 20, которая говорит о незаконном обогащении, вот о том самом соотношении доходов и расходов. И партия у нас одна, которая имеет право принимать решения в парламенте. Вот эта партия выступила против.

И.ВОРОБЬЕВА: Может быть, требовать нужно?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Требуем. Представляете, даже коммунисты требуют этого. У коммунистов это один из лозунгов, который они выдвигают в парламенте, и я считаю, что по этому конкретному вопросу можно строить политический блок с коммунистами. Очень правильное требование.

И.ВОРОБЬЕВА: Будем смотреть и наблюдать за этим политическим блоком. «Особое мнение» экономиста Сергея Алексашенко продолжится через несколько минут, сейчас мы уйдем на краткие новости и короткую рекламу.

НОВОСТИ

И.ВОРОБЬЕВА: Продолжаем программу «Особое мнение» с экономистом Сергеем Алексашенко. Давайте подведем какие-то итоги истории с «Банком Москвы», потому что сейчас Бородин выступает, говорит о том, что незаконное это решение Тверского суда о том, что его убирают от должности президента банка. Чем закончится это дело?

С.АЛЕКСАШЕНКО: На мой взгляд, оно уже почти закончилось. То, что я называл рейдерским захватом, государственный банк ВТБ осуществил рейдерский захват «Банка Москвы». Банк ВТБ приобрел в почти честной сделке с правительством Москвы 46 процентов акций, которые, как известно, контроля не дают. После этого банк ВТБ использовал административный ресурс в виде Генпрокуратуры, МВД, для того, чтобы вынудить господина Бородина, который являлся не владельцем, но осуществлял контроль за остальными акциями «Банка Москвы» сбежать за границу и согласиться с тем предложением, которое ему сделали. «Мы вам сделаем такое предложение, от которого нельзя отказаться». И, судя по информации прессы, господин Бородин продал свой пакет акций примерно за половинную стоимость, то есть, его отжали вдвое. Это все равно хорошие деньги.

И.ВОРОБЬЕВА: Не так, как с ЮКОСом, по крайней мере.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Почти по-честному. Могли бы отобрать все, но отобрали только половину. Это тоже не конец сделки, потому что эти акции у господина Бородина купил не банк ВТБ, а некий сторонний инвестор, которого называют вроде как фамилию господина Юсуфова, но никто не подтвердил. Некий инвестор купил пакет акций «Банка Москвы». Самое интересное, что будет с этим пакетом дальше. Почему я говорю, что сделка не закончена? Банк ВТБ неслучайно захватывал «Банк Москвы». Хотели прирастить бизнес, захватить «Банк Москвы», нарастить свой бизнес, стать больше по размерам, более сопоставимым со «Сбербанком». Бизнес-логика понятна, понятно, для чего это делается. Но интегрировать «Банк Москвы» можно только в том случае, если банк ВТБ приобретет все сто процентов акций. Для того, чтобы приобрести сто процентов акций, нужно те акции, которые господин Бородин продал некоему стороннему инвестору, у этого стороннего инвестора выкупить. А выкупить их можно только по справедливой цене. Те самые 50 процентов, которые отжали у господина Бородина, они будут поделены между вот этим сторонним инвестором и кем-то еще. И вот когда сто процентов акций «Банка Москвы» будут консолидированы на балансе ВТБ, тогда эта сделка закончится окончательно.

И.ВОРОБЬЕВА: Вы говорите таким будничным, даже слегка веселым голосом, такое ощущение, что кто-то в ВТБ захотел – а вот хотелось бы нам «Банк Москвы», пожалуй, на этой неделе.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Конечно, не совсем так. В бизнесе есть выражение «оппортунистическая сделка», когда (неразб.) возникает. Вот возможность возникла ровно в тот момент, когда «Банк Москвы» потерял свою «крышу».

И.ВОРОБЬЕВА: То есть, Лужкова?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Конечно. После этого «Банк Москвы» стал достаточно беззащитным. Новый мэр достаточно трезво рассудил – зачем мне этот банк, действительно, правительству Москвы банк не нужен, тоже его можно понять. И сказал – я типа готов продать. А ему еще сказали, мэру Москвы – мы за него тебе такие деньги заплатим, у тебя есть дефицит бюджета, но после этой сделки практически не будет. Он сказал – конечно, я его продам, чего мне туда лезть? Откровенно говоря, правительство Москвы этим банком не управляло уже много лет. Давно оперативный контроль за всеми решениями ушел в руки Бородина с товарищами, с командой. Поэтому я не могу сказать, что правительство Москвы что-то сильно проиграло, продав…. Оно из этой сделки получило ровно то, что могло получить. Может быть, если бы был проведен честный аукцион, они бы могли получить на три, на пять, на десять процентов больше. Но это заняло бы полгода, год, а так… с правительством Москвы все понятно. Эта сделка, она не новая, вот эти посредники, которые выкупают, продают, наше государство активно этим пользуется, ничего удивительного в этом нет.

И.ВОРОБЬЕВА: Мне кажется, это все равно удивительно.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Ирин, если есть возможность заработать, есть возможность отжать Бородина, почему же не отжать-то, почему не отобрать половину?

И.ВОРОБЬЕВА: Меня удивляет то, как легко вы к этому относитесь.

С.АЛЕКСАШЕНКО: А как я должен к этому относиться? Что я могу сделать?

И.ВОРОБЬЕВА: Взяли, выдоили Бородина, один банк передали другому банку, такие шашечки.

С.АЛЕКСАШЕНКО: И мы понимаем, что Бородин не может обратиться в российский суд и требовать защиты своих интересов.

И.ВОРОБЬЕВА: А почему, кстати?

С.АЛЕКСАШЕНКО: А потому, что суда нет независимого. А вы что, не знаете про это? потому что как только Бородин приедет на территорию РФ, у него есть все шансы повторить судьбу Ходорковского, если не Магнитского. И он об этом хорошо знает, и те, кто ему угрожают, тоже это хорошо знают.

И.ВОРОБЬЕВА: Интересно, в Лондоне скоро выстроится не улица, а квартал целый тех бизнесменов, которые сбежали из России?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Их уже, по-моему, не один квартал. Они живут там в разных местах.

И.ВОРОБЬЕВА: Просто говорили, что из тех, кто сбежал от преследований ЮКОСа, можно выстроить целую улицу.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Да, их под сто человек уже.

И.ВОРОБЬЕВА: Давайте о суде поговорим, о российском суде, который происходит на Алтае. Сегодня на первом заседании по вот этому нашумевшему делу об охоте на архаров прокуратура сказала, что погибший полпред Александр Косупкин принимал участие в этой охоте. Они в первый раз за два года признали, что была вина этого человека, такого довольно высокого чиновника. Мы сегодня спрашивали у многих людей, повлияет ли это как-то на ту ситуацию, которая у нас есть с незаконной охотой. Вот вы как считаете?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Нет, не повлияет.

И.ВОРОБЬЕВА: Почему?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Потому что господин Косупкин мертв, и на него можно повесить все, что угодно. Ну, обвинят его в том, что он незаконно охотился на архаров. Ну и чего? Господину Косупкину уже от этого не жарко, не холодно. Другим полпредам президента, которые будут летать на такие незаконные охоты, тоже ничего не изменится. До тех пор, пока у нас правосудие избирательное, оно может применять нормы или не применять…. Про эту незаконную охоту было известно с первого дня, как только случилась авария, тут же стало известно, где эти люди были, что они делали, фотографии появились.

И.ВОРОБЬЕВА: Фотографии появились в Интернете, это блогеры вытащили, прямо скажем.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Достаточно быстро все появилось. Может быть, не в тот же день, но через несколько дней уже факты были. И прокуратура долго, упорно, все отрицали – нет, не было этого. Понадобилось два года, чтобы доказать, что это было. А ответственность же никто не понесет, правда? (неразб.)

И.ВОРОБЬЕВА: Там три человека обвиняемых, они все говорят, что они невиновны.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Суд признает их соучастниками, но не организаторами. Даст условно, или штраф какой-нибудь выпишет.

И.ВОРОБЬЕВА: Наш слушатель Виталий спрашивает про департизацию государственных служащих, то о чем шла речь, когда вы видимо, говорили, что не уйдут всякие высшие чиновники из корпораций. «А вот уходят», — пишет он тут. Департизация не имеет отношения, я про госчиновников хотела спросить. Государственные служащие, от которых потребовали, чтобы они ушли. Вы сказали, что не будут уходить, а вот уходят же.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Я, честно говоря, не помню, чтобы я говорил, что они не уйдут.

И.ВОРОБЬЕВА: Наш слушатель утверждает, что говорили.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Я сказал, что посмотрим, как это будет происходить, и сказал, что, насколько я понимаю, нет прямого запрета, чтобы вместо министров появлялись заместители. Пока меня это впечатляет. Уход Сечина, который, на самом деле, из всех министров, которые являются председателями советов директоров, поступил наиболее порядочно. Президент сказал уйти – ухожу. Что тянуть два месяца, в июне будет собрание…

И.ВОРОБЬЕВА: В сентябре только.

С.АЛЕКСАШЕНКО: До сентября должны уйти. Годовые собрания, на которых будут перевыборы советов. Президент сказал – даже спорить не буду, ухожу. Неважно, может ли он управлять этой компанией, не будучи председателем совета директоров. В этом отношении он действительно поступил порядочно. Начальник сказал прекратить – прекращаю. Кто-то сказал – мы не будем избираться. Кто-то вообще молчит, как партизан, воды в рот набрал, «посмотрим» типа. На самом деле, хорошо, я всегда говорил, что эта норма абсолютно правильная. Я считаю, что министр должен заниматься своим делом, а управлением компанией и защитой интересов акционеров должны заниматься люди, которые понимают, что они делают. У государства много возможностей влиять на деятельность любой компании в нашей стране. Ему не нужно защищать свои интересы через представительство в совете директоров. У государства другие интересы, оно может регулировать деятельность. А совет директоров защищает интересы акционеров и компании.

И.ВОРОБЬЕВА: Тут Анатолий спрашивает, как на ваш взгляд, господин Кудрин к этим банковским фокусам никакого отношения не имеет? Про ВТБ и «Банк Москвы».

С.АЛЕКСАШЕНКО: Господин Кудрин является представителем наблюдательного совета банка ВТБ. Конечно, имеет.

И.ВОРОБЬЕВА: Какое?

С.АЛЕКСАШЕНКО: Вот я уже сказал, какое. Соучастник.

И.ВОРОБЬЕВА: Соучастник банковских фокусов.

С.АЛЕКСАШЕНКО: Да, конечно. Он голосовал за принятие решения о выкупе 46 процентов. Если он не уйдет из банка ВТБ, он же будет голосовать о том, чтобы выкупить все остальные.

И.ВОРОБЬЕВА: Чудесно. Сергей Алексашенко, мы, мне кажется, все тайны раскрыли сегодня. Спасибо большое, это было «Особое мнение», всего доброго.