Туофикеа — общественные новости

Теракт, произошедший 30 августа в Чечне и приведший к гибели девяти человек, совершили студенты грозненского Нефтяного института — двадцатилетний Магомед Дашаев и девятнадцатилетний Адлан Хамидов.

Об этом в среду, 31 августа, сообщил Следственный комитет России. На экстренном совещании в Грозном глава Чечни Рамзан Кадыровсообщил, что среди убитых — пять полицейских, сотрудник ГРУ и одно гражданское лицо; еще 18 пострадавших госпитализированы с ранениями различной степени тяжести.

Самоподрыв студентов в столице Чечни совпал по времени с пятнадцатой годовщиной заключения Хасавюртовского мирного соглашения между Россией и Чечней. Договор, остановивший первую чеченскую войну, подписали российский генерал Александр Лебедь, в тот момент занимавший должность секретаря Совбеза РФ, и начальник штаба войск Ичкерии Аслан Масхадов (на фото). На церемонии подписания в качестве наблюдателя присутствовал глава Группы Содействия ОБСЕ в Чеченской республике Тим Гульдиман.

Хасавюртовские соглашения предусматривали прекращение военных действий и вывод федеральных войск из Чечни. Решение вопроса о политическом статусе республики откладывалось до 31 декабря 2001 года. В то время договор был расценен наблюдателями как соглашение об «отложенном суверенитете Чечни».

Непосредственные участники подписания Хасавюртовского договора не дожили до наших дней: в 2002 году погибли Аслан Масхадов, к тому времени — уже избранный президент Чечни (убит в результате спецоперации ФСБ), Александр Лебедь — в должности губернатора Красноярского края (погиб в авиакатастрофе) и заместитель Лебедя по Совбезу Сергей Харламов (убит профессиональным киллером в Москве).

Пятилетнего срока договор не выдержал — в 1999 году началась вторая война в Чечне. Официальным поводом для начала второй чеченской кампании стал поход Шамиля Басаева на Дагестан.

За пятнадцать лет Чечня и Россия пережили драматическую трансформацию на фоне серии террористических актов. Чечня остается в числе горячих точек на территории РФ, а практика проведения контртеррористических операций (КТО) распространилась практически на все регионы Северного Кавказа.

Почему мирное соглашение не привело к миру и спокойствию, какие ошибки были допущены сторонами конфликта? Об этом «Голосу Америки» рассказали старший научный сотрудник Института Карнеги в Вашингтоне Том де Ваал, депутат Госдумы РФ, член комиитета по делам СНГ Константин Затулин и чеченский политик в эмиграции Ахмед Закаев.

Том де Ваал: Мы переоценили политический профессионализм сторон

«Главной проблемой этого договора было то, что мы переоценили политический профессионализм сторон — ни Лебедь, ни Масхадов не были хорошими политиками, оба были военными — они знали, как прекратить войну, но не знали как построить мир. Поэтому в свете последующих событий Хасавюртовский мир оказался пустым договором.

Что случилось дальше? Чечня превратилась в черную дыру: она не стала независимой, но уже не была и частью России, что означало — никакой экономической помощи для реконструкции. И в такой обстановке Чечня превратилась в своеобразную черную дыру, где не прекращались вспышки насилия и похищение людей. И никто не был готов помочь ей. Момент для восстановления Чечни — полгода-год в 1996-97 годах, когда она могла бы стать частью российского экономического пространства, даже не являясь частью российского политического пространства, — был упущен. Но там, безусловно, с обеих сторон были противники прекращения войны. Была ли это победа Чечни? Если расценивать как победу полное разрушение Грозного — то, возможно, это и была победа. Невозможно отрицать, что российская армия восприняла этот мирный договор как унижение.

Возможно, Лебедь и Масхадов исренне верили в этот договор, но они были практически одиноки: за ними не было людей — ни в российском правительстве, ни в Чечне — которые могли бы сделать так, чтобы этот договор по-настоящему заработал.

Это было время радужных ожиданий для чеченцев, но вместе с тем — время, когда Чечня стала слишком опасным местом для представителей западных институтов: туда стало просто невозможно ездить из-за похищений. Те, что отваживались на поездки, видели там слишком явное присутствие иностранных боевиков: таких людей, как Хаттаб, не собиравшихся оттуда уезжать, несмотря на все усилия Масхадова. И было очевидно, что ситуация только ухудшается.

Проблема сепаратизма сейчас даже не заморожена — она просто загнана под кожу. И мы видим, что год за годом Северный Кавказ становится все менее похожим на остальные части России. Сепаратизм становится буднями — даже если это и не осознается в международном плане. И в какой-то момент эта проблема неизбежно снова выйдет на поверхность».

Констатин Затулин: В сегодняшней России Хасавюртовский мир не моден

«Хасавюрт возник, потому что чеченцы испытывали огромные трудности и фактически были на грани поражения в схватке с федеральными войсками, но и федеральные силы — прежде всего федеральный центр — запутался в своих действиях и не умел никоим образом оправдать свои действия перед лицом общественного мнения, перед миллионами своих сограждан.

Обе стороны стремились к передышке и использовали ее по-разному. В России в это время с 1996 по 1999 год произошли очень серьезные внутренние события. Это были годы второго президентского срока Ельцина, время, когда нужно было решать, кто придет ему на смену.

Россия пережила и справилась с дефолтом 1998 года. И произошедшее в 1999 году нападение Чечни на Дагестан оказалось как нельзя вовремя, для того, чтобы власть продемонстрировала свое новое — помолодевшее лицо. Этим лицом оказался Владимир Путин. И результат этой второй кампании, был, естественно, совершенно иной.

Я думаю, что к Хасавюрту привел целый ряд факторов — как объективных, так и субъективных. У этого соглашения был свой герой — генерал Лебедь. Он откровенно делал ставку на такое решение вопроса. И вот смена моды в Москве как раз в том и заключалась, что если в 1996 году подписав мир, Лебедь стал весьма популярен, то в 1999 году популярность снискал молодой премьер российского правительства именно за то, что дал отпор агрессии Чечни против Дагестана.

Чечня не смогла воспользоваться своим шансом, она не продемонстрировала способности реагировать на новые обстоятельства, закладывать основы какой-то новой реальности, основы государственности.

Вместо этого Чечня пустилась во все тяжкие, пытаясь растравить все экономические щели, которые находила в российском экономическом механизме, чтобы вытащить из России как можно больше. Я имею ввиду похищения людей, фальшивые авизо, различного рода беспредел в экономике.

Безусловно, этот компромисс, продержись он дольше, сработал бы на дестабилизацию России. Именно после Хасавюрта некоторые ставленники России в ближнем зарубежье пришли к роковому для себя выводу, что нужно бежать с тонущего корабля и, вместо того, чтобы поддерживать лояльные отношения с Россией, стали интриговать против нее — гостеприимно встречать на своей земле эмиссаров из Чечни и пытаться договориться с ними о будущем — когда Россия окончательно уйдет с Кавказа.

После Хасавюрта Россия оказалась абсолютно слабой и неспособной добиться своего. Ни в ходе переговоров, ни в ходе военных действий — тратя на это и свой престиж, и свои деньги, а самое главное — жизни солдат, своего населения.

Есть и сейчас люди, интересующиеся не целостностью России, а независимостью Чечни. Но сегодня на реализацию их планов очень мало ресурсов, возможности их в результате второй чеченской компании, конечно, не идут ни в какое сравнение с возможностями Дудаева, Масхадова, Басаева — героев первой войны Чечни за независимость.

Реальное положение вещей состоит в том, что Россия продолжает в других формах борьбу за сохранение Северного Кавказа, борьбу против сепаратизма, терроризма, в который этот сепаратизм стал переливаться — как раз в годы после Хасавюрта.
Серьезная угроза, безусловно, продолжает исходить с Кавказа, и опыт Хасавюрта как раз и говорит, что избавиться от этого, запрятав голову в песок и сделав вид, что проблемы сняты подписанием такого соглашения, — ничего не дает.

Публичное унижение и оскорбление России привело к тому, что амбиции вскружили голову политикам и военным в Чечне, и они захотели весь Кавказ. В России Хасавюрт никак не может рассматриваться как положительное явление и с этой точки зрения, его место в истории понятно».

Ахмед Закаев: У нас не было ни малейшего шанса

«Я не могу сказать, что подписание Хасавюртовского соглашения было ошибкой чеченской стороны. Нет, это было правильное политическое решение. Но дело в том, что на протяжении нескольких веков противостояния прерогатива начинать и заканчивать войны была у России.

Это же самое произошло и в Хасавюрте — Россия приняла решение остановить войну. Естественно, что чеченцы, которые изначально не хотели этой войны, приняли все за чистые искренние намерения России и подписали это соглашение, в котором было закреплено, что до 2000 года взаимоотношения России и Чечни будут строиться на основе принципов и норм международного права. На самом деле не определение статуса было перенесено, а война была перенесена. Не отложенный статус — а отложенная война.

Даже Александр Лебедь, выступая после подписания договора в СМИ, говорил: «Дайте мне время для подготовки 50 тысяч волкодавов, чтобы рассправиться с волками», намекая на то, что чеченцы ассоциируют себя с волками.
Это был не мирный договор, это была отсрочка, взятая Россией в тот момент, когда она оказалась в очень невыгодном положении. Продолжать войну в России было очень непопулярно. Международное сообщество и даже сами россияне были на стороне чеченцев.

Это время потребовалось для переформирования образа чеченского борца за свободу в образ религиозного фундаменталиста, который не признает ничего, кроме вечной войны с неверными. Используя эту передышку, российские спецслужбы великолепно справились с этой задачей, и к началу второй кампании они подготовили и российское общественное мнение и международное сообщество к такому исходу.

Ошибки с чеченской стороны на протяжении этих трех лет, безусловно, были допущены, но они имели и объективные, и субъективные причины. Тогдашнее руководство Чечни во главе с Асланом Масхадовым — в разрушенной до основания стране, не имея никакой поддержки со стороны международного сообщества, при полном игнорировании Россией подписанных соглашений по выплате компенсаций, по восстановлению разрушенного, по возмещению материального ущерба — осталось наедине с существовавшими проблемами. Ни одно соглашение не работало.

А у российских спецслужб была задача найти среди оставшихся без крова и без хлеба с оружием в руках тех, кто захотят заработать сразу и много. Их руками и были совершены те преступления, на которые сегодня указывают нам, говоря, что чеченцы не использовали те три года. У нас не было ни малейшего шанса. Война в принципе не прекращалась.

До прихода Путина к власти, когда он открыто возобновил войну, против нас использовались другие методы, и, к большому сожалению, чеченский народ оказался не готов противостоять тем специфическим операциям, которые осуществлялись против нас российскими спецслужбами, имеющими колоссальный опыт ведения подрывной деятельности не только в Советском Союзе, но по всему миру.

КГБ был спецслужбой, опасность которой воспринимал всерьез весь западный мир. И мы, оставленные один на один с этим монстром, конечно, были обречены на поражение. Можно назвать это ошибкой. Но я предпочитаю назвать это обреченностью».