Туофикеа — общественные новости

Всем безвинно погибшим жителям мирной Ливии повещается. Памяти героев сопротивления и той ужасной войны, что развязала алчность людская и злоба, когда корысть и предательство заставили потерять людской облик и стать зверьми, стать палачами на поводу у интервентов. Да минет Россию чаша сия!

Хорошую костюму сделала Настёнка. Знала, для кого шила. Пятнадцать лет, а ума… не бабьего, но рассудочного свойства деваха. Фольги листья, проволока медная, сетка, синтетики, что из шкуры битых пендосцев. У батьки Фрола натащила, из позапрошлогодних трофеев, — и не побоялась родительского ремня! А уж он-то, куркуль, ради оборвыша-безотцовщины и лохмотьев бы пожалел.

Поверх всего камуфла с бахромой , да не просто камуфла, а говорят союзных запасов еще! С жилеткой-сеточкой и карманчиками на застежках. Чтоб не учуял супостат, значит, тепла тела Игнатова! Потому как только ей он принадлежал теперь, и ее греть зимними ночами будет. А иначе увидит вражина одинокого странника с верху, с небес, где птицы летают, али где еще выше, за облаками, где стужа вечная и тьма. Потом прилетит «Апча», шмальнет кинетичкой – и мокрого места не останется!

Осторожно ступал добытчик. Хоть и места были знакомые. В зиму брал в эти места его отец с собой за год до той злосчастной охоты! Тринадцать лет мальчонке было, но снарягу за отцом тащил, да и прибыток на волокуше: хоть пендосца и не взяли, но прихвостней отец с полдюжины набил. А это – еды малость в жестянках, патронов, стволов, прочей снаряги. Им двоим – немного надо было. Все больше на обмен коробейникам перехожим да по другим деревням, что в Шахунских топях нет-нет, да и попадались. Думал отец о продолжении рода, о том, как выкуп Игнату за невесту соберет, о том, как земляну большую отроет на сухом участке болот, с накатом из бревен, дерном обложит, чтоб и вблизи не видать было, выроет норы секретные, да не одну, а чтоб несколько! А сам будет внуков нянчить, пока Игнат в добытчиках ходит

А потом сгинул отец на общей облаве, а Флоровские поднялись! Одни вернулись, и нажитое себе оставили – богатый прибыток был, не одного пендосца взяли! Оборвышу и фляги латунной не перепало, и патрончика мелкашечного, пятеринки. Сказали, что в спину отца стрельнули, вроде как побег он от ворога. Потому и не заслужил погребения честного, а наследник его – доли в добычи.

— Чу! – Игнат остановился, прислушался, рассудил сам с собой, — До железки верст с семь осталось, а нет птиц. Попрятались пичуги. Ни белки не скачут, ни… слыханное ли дело? Замерло все.

Нутром Игнат чуял, что уходить надо, не спроста тишина звенящая. Попрятались звери лесные да птицы. Что-то будет! Но упорный он был, да и нет ему назад ходу! Снарягу в амбаре фроловском взял, хоть и считалась она отцовской. Да мальку самому не дадут власти и наследства, покуда равным себе все мужи деревенские не признают!

Достал банку с взвесью, что собакам носы застилает. Обильно камуфлу смочил, ноги, руки, лицо. Пованивало мерзостно. Но запах быстро пройдет, зато ищейка не учует, будь он хоть под носом у нее. Залез в овражек, заросший ельником и заваленный прелыми листьями, завернулся в плащ от камуфлы и стал ждать, слушать.

— Музыкантом тебе быть в другие времена! – говаривал батяня часто, как огнянки испивал, — что Тимошка мыша у соседней земляны давит, что Фролкина женка огородом идет – все слышишь! (а земляны ставили в полуверстах друг от друга). Али радаром работать! Вон какие уши топорщишь!

Маленький лопоухий Игнатка погремун из патрона старого бросал и слушал, как старший под хмелем свою жизнь рассказывал. Как люди за право жить внутри МКАД детей и отцов продавали, как становились зомбями от ящиков цветных, как гордились мощью самоходов бензиновых, как он при Втором Олигархате служил духом, как учителей в убойном деле старой еще советской закалки знавал, что и тогда пендосцев бивали. О том, как партизанил в Подмосковье после начала оккупации.

— Папа, а что пендосцы и тогда были? – спрашивал младший.

— Были, сынку, откуда ж им не быть! С сотворения мира они пошли вместе с людьми. Угодно Богу было, чтобы мерзость рядом терпели, козни изобличали. Потому как есть Свет и Темень. И одного без другого не бывает. Заборет Свет Тень – глядь, а еще больше жуть сумеречная появилась! Одолеет Тень – искры в людях нового Света разгораются. Да видать нагрешили мы крепко пред Богом, угас огонь в сердцах рассейских, попустил он зверей поганить землю нашу.

— И победить вражину низзя? – сопел Игнатка.

— Что ты! Вот твое чуткое ухо и зоркий глаз хоть немного да приблизит избавленье! Расти, учись, как окрепнешь, готовь себе наследников с дюжину. Не при них, так при их детях скинем в темное море зверей!

До уцелевшего и усиленного дотами и патрулями железнодорожного моста через Волгу, что ведет в Новый Город оставалось верст с пятнадцать. Здесь пендосец непуганый ходил, малыми группами. Уж три года никто из деревенских в эти края не наведывался.

Добытчик пробрался через редкие фундаменты домиков, поросшие лесняком (дачники! — говаривал отец частенько) и неподалеку от указателя с полустершийся надпись «..екшино», неведомо как уцелевшего в лихие, дни оборудовал логово. Проходившая в полукилометре железнодорожная насыпь просматривалась в разные стороны.

Игнат достал отцову большую винтовку (все эти годы бережно хранил, перебирал каждую неделю, вычищал пылинки), поставил на сошки, и в ложбинке укрылся накидкой. Стал ждать. Повезет – снимет мотодрезину малую с грузом, а там один-два пендосца и прихвостней втрое. А потом – тикать! И побыстрее.

Подпендосники да толерастцы. Подпендосники, кто они? – ясное дело «под пендосцем» ходят! Кто черный, чаще – желтый, а иной и вообще с виду свой, рассейский. Оружием заморским балуют, вроде как хранят тела своих хозяев. Откуда пошли толерастцы, Игнат не знал. Но оружия те не носили (кто ж пистоли за стволы посчитает), зато брехали сладко в усилительные трубки по-россейски. А в прицел близко попался – наведут решетки свои, а те как загремят низко-низко, будто сохатый на реву – бросишься бежать во все глаза, кровь в жилах стынет. А еще ближе – так и искрой стрельнут, будешь на земле на родимой ломаться, пятками по лбу дробь выстукивая. Пока не повяжут изверги.

Но сколько подпендосников и толерастцев не набей – все не в зачет! Не признают мужем! Не примут в добытчики, не выделят отдельной земляны, а жадный Фрол с домочадцами, причетом да свояками, как придет по Настенку — так заржут, да дубинами оборвыша со двора сгонят! Тут сам зверь нужен! Матерый, с лычками. А лучше – два!

Все повадки пендосские рассказал отец Игнату. Сам два десятка шкур добыл! И прихвостней без счету сгубил. По всей топи лучшим стрелком слыл, да ходы-выходы все знал, вплоть до Нова Города: где бункер советский, где новые хозяева базы поставили. Не раз, говорил, «Апча» за ним прилетала, один раз с десантом. Но Бог миловал, уходил топями и буреломами.

— Будет вам от бати! Ужо я напомню! — Про себя думал Игнат, но сердце уже его леденеть стало, рука стала мягкая-мягкая. Все из головы вылетело, даже Настенкин веснушчатый лик. Осталась холодная пустота, спокойные, ровные удары сердца – в такт стуку колес медленно подъезжавшего состава. Все как учили. Не оружие отнимает жизнь у зверей, но охотник! Его воля и его разум!

Но это была не дрезина. Полноценный бронепоезд с вертолетом прикрытия.

Впереди состава была пустая платформа с грузом рельс и шпал, увенчанная штукенцией с набором вращающихся сеток. Следующая – обложена мешками с песком по металлическому каркасу с козырьками и навесами из плит на арматуре. В проемы нет-нет да и мелькал силуэт подпендосника.

Следом шел моторный вагон, обшитый листами брони с противокумулятивной арматурной сеткой (гранатомета у Игната не было, редкая вещь, дорогая, да и не взять одному в промысел). Мерно стучал дизель, выбрасывая из куцей трубы сизый вонючий дымок.

За моторным шел штабной вагон. Пендосской, забугорной постройки, многоосный, тяжелый, защищенный. Ощетинившийся дулами пулеметов, рогатками антенн и сканнеров. Там и сидели звери. Все в броне из драконьей шкуры, шлемах. Не то, что пятеркой, и семеркой не взять, покуда в упор не подберешься.

За ним три усиленных вагона с хабаром, как догадался Игнат. Потому как почти без брони, деревянные теплушки, только наверху в бруствере из мешков дремал подпендосник. Замыкал состав второй моторный вагон, тоже в броне, но с молчащим двиглом.

Поезд шел медленно, не быстрее бегущего трусцой человека. С обеих сторон вдоль насыпи поезд охраняли «Халки». Трех метров росту, с сервоприводами на руках и ногах полуторатонные монстры с броней, в которых с комфортом сидели десантники. С дальнобоями, кинетичками и многоствольными пулеметными турелями в механических лапах.

— Не иначе как сам Главный Пендосец пожаловал! – подумал Игнат. – Нет, ни вагоны, ни двуногих чудищ не взять с полукилометра, даже 12,7 не поможет. А ближе – заметят. Пендосцев с полсотни, да прихвостней втрое больше. Силами пяти деревень не взять, даже если все охотники от мальков до бывалых выйдут. Всех потопчут – и не задумаются!

Бывший пилот Королевских ВВС, а теперь участник Международного Миротворческиого контингента Метью Райбен не любил электроники, которой был доверху напичкан его новейший «Апач-2064»

— Чертовы янки! Весь кайф готовы испортить! – приговаривал он, каждый раз отключая позывы умной машины взять управление на себя, когда вылетал на охоту со своим звеном погонять свиней – на зачистку одной из обнаруженных деревень Непримиримых. – Что может быть приятнее дрожи от крупнокалиберного пулемета на гашетках? Когда трассирующие пунктиры настигают бегущее мясо, вспарывают и ломают его!

Он уже давно заметил одинокого стрелка. Сначала сигнал подала новая система – датчик магнитных аномалий, совмещенный лазерным дальномером и акустической решеткой, фильтрующий звуки, издаваемые организмом человека на сотни метров из окружающего пространства.

Райбен только включил рацию ближней связи с начальником поезда, полковником Мердоком и начал докладывать о появлении единичной цели. Но сначала, упиваясь властью, он до предела приблизил изображение на цифровом экране.

— Сопляку лет шестнадцать-семнадцать, держит в руках допотопный русский В-94! И как он допер такую бандуру? Поджарить? – начал свой доклад пилот «Апача», одновременно разворачивая корпус вертолета в сторону стрелка, щелкая селекторам выбора оружия – импульсный лазер, пушка Гаусса, многоствольный пулемет или (на всякий случай) бронебойный «Хеллфайер».

Тяжелая бронебойная пуля калибра 12,7 ударила в обзорное стекло. Нет, она не пробила прочный триплекс защищенной кабины, оставив только царапину. От неожиданности с отключенным автопилотом «Апач» клюнул носом, а пилот рефлекторно выжал гашетку.

Бронебойная ракета, редко используемая в эти дни, сошла с кронштейна и, не разогнавшись, ударила в центр поезда. Автоматика на трех десятках метров не успела отключить боеголовку, отработав по «дружественной цели». Удар пришелся по одному из грузовых фургонов.

Взрыв, куски арматуры. Из разрушенных емкостей на землю выплескивалась бурая взвесь, испаряясь и тая на солнце. Но пилот «Апача» уже этого не видел, осколки разбили винт и, закручиваясь вдоль оси, вертолет рухнул на насыпь, пропахав борозду и остатками винта искромсав трос одного из «Халков». Нет, пилот пока не погиб. Умная машина запеленала пилота при падении в кокон подушек и растяжек. Но уже на земле, когда натяжение компенсаторов ослабло… рука Райбена сама потянулась к табельному «Глоку».

Игнат видел, как один за другим загорелись грузовые платформы, перевернулся задний мотовагон, передний – протащил состав еще пару сотен метров и заглох. И только штабной броневагон казался неповрежденным.

— И это всего от одного моего выстрела? – изумленно подумал он, окончательно распростившийся с Настенкой, с жизнью, с селянами, когда «Апча» повернула увешанную оружием и внешними сканерами морду в его сторону. – Значит, есть на свете Свет! И он победит Тьму!

От дозарядил отцовский крупняк и, дождавшись пока бурая взвсесь окончательно растает (как чувствовал, что нужно опасаться), перебежками, пригибаясь, двинулся к разгромленному поезду.

Первого пендосца Игнат добыл в экзоскелете, поддев ножом визор шлема и проконтролировав отцовским «Токарем». Сорвал с шеи нагрудный медальон-идентификатор. Оружие с «Халка» не стал снимать – больно тяжело. Другие трофеи и стаскивать – долго. У него было совсем мало времени. Максимум через полчаса здесь будет другая «Апча», а потом и десант – дюжины две «Халков», а может быть, что и похлеще.

Он разрядил почти все обоймы пистолета, обежав все доступные закоулки уцелевших платформ и добив два десятка подпендосников. К ним Игнат жалости не испытывал, хоть и видел что цветом волос и ликом несколько из них походили на него самого. Мерзость и ее последышей нужно убивать сразу, пока не очнулась. Оружие он складывал на насыпь, Стараясь отбирать то, где поменьше электроники или вовсе без нее.

— Неужели их так мало в этом составе? – он задумался, тревожно осматриваясь по сторонам. Подобрался к штабному вагону.

Резко тяжелая хромированная панель отъехала в сторону – пятеро пендосцев в знаменитых «драгон скинз» и противогазах один за другим выпрыгнули из поезда. Еще двое осталось в проеме. Один большой, другой – маленький.

Игнат с рук почти в упор разрядил один за другим отцовский ствол. Тяжелые пули прошивали пендосцев насквозь. Обойма закончилась. Он закинул за спину ставший теперь бесполезным В-94 и выхватил «Токаря» с последней обоймой.

Большой пендосец, тащивший мелкого, не пересилил инерцию и не смог запихнуть себя обратно в вагон. Оба тяжело шлепнулись на насыпь. Крупный вытащил ствол.

Оборвыш не стал ждать – так же в упор всадил всю обойму. В корпус и голову, которую пендосец попытался прикрыть бронированной лапой. Не убил, оглушил пулей, чиркнувшей по черепу. Подобрался ближе, чтобы добить ножом али прикладом.

Мелкий пендосец оказался девочкой-подростком, в камуфле и легком бронежилете. Старший надвинулся ближе, закрыл собой ребенка, сорвал здоровой рукой респиратор. Под ним было лицо человека лет пятидесяти, залитое кровью, с голубыми глазами, крепким волевым подбородком. Чем-то он походил на отца, хоть он и был лет на десять моложе. Игнат остановил руку с занесенным ножом-финкой. На глазах человека были видны слезы, он что-то говорил, умолял — о дочери, о семье…

Звери не плачут! – подумал Игнат, глядя на лежащего, — значит не зверь, не пендосец!

Он ударил офицера прикладом в висок. Не сильно, чтобы не убить, а только отправить в беспамятство. Сорвал медальон.

— Дочь не-зверя – человек! – вслух произнес Охотник (теперь после семи пендосских медальонов он имел право называть себя так) — Второй женой пойдет! Настена и возражать не будет. Две хозяйки в доме – сытые и здоровые дети и муж, добро в порядке!

По нынешним временам с дефицитом женщин, две жены всегда богатство. Недаром смелые Охотники добывали себе жен из лоялистов, что жили в городах под властью пендосцев. И из них хозяйки получались загляденье. И с этой прок выйдет!

Игнат понимал, что двенадцать стволов с патронами он один не утащит один далеко, а эта дылда (хоть и моложе его, но почти вровень по росту), хоть треть, хоть четверть хабара, как отойдет от истерики, понести сможет!

Охотник собрал прибыток, щелкнул электрошокером по каждому медальону (чтоб начинка диавольская сгорела, и потом на след никто не выйти не смог) и легким тычком поднял девку на поводок, вручая ей ее ношу:

— Get up, quick! Take the load! And go! But do not cry like a cow, your father will wait for help! He will survive! It is Ok!

Игнат со слов старших учил язык зверский, как мог. Отец мог бы им гордиться…

Донесение.

Управление Генерального комитета по поддержанию Толерантности и Демократии, Нью-Сколково. 30 сентября 206… года

Состав, следовавший со станции «Gorky Sortirovochnaya» в сторону долговременного укрепрайона № 12 перевозил быстродействующее нелетальное нервнопаралитическое вещество X-VE, предназначенное для обработки мест обитания Непримиримых. Территория проезда считалось малоопасной. Охрана поезда – составляла третью часть от положенной нормы по боевому расписанию. В результате нападения, часть емкостей была повреждена. Персонал бронепоезда, за исключением операторов и командования в изолированном штабном вагоне – сразу вышел из строя и был уничтожен противником в бессознательном состоянии. Вертолет поддержки – подбит, пилот погиб. Единственный уцелевший – комендант укрепрайона № 12 полковник Ричард Мердок получил ранение и контузию, Ева Мердок, дочь полковника, направлявшаяся в гарнизонный лагерь к семье, пропала в неизвестном направлении. Возможно, уведена нападавшими. Список погибших: 10 солдат Миротворческого корпуса, 27 участников Народно-освободительной Антитоталитарной группы — прилагается.

Резолюция…

Данное нападение (общими силами до роты тяжеловооруженного противника) на коалиционные силы Организации Союзных Наций является самым серьезным с момента подавления выступлений так называемых «Zamkadskiy Partizanen» в 2044 году. Приказываю выделить дополнительные технические возможности, усилить спутниковую группировку и наблюдение за территорией севера Приволжской оккупационной зоны № 5, перебросить группы усиления в составе 2-х вертолетных эскадрилий штурмовиков, довести численность групп прикрытия укрепрайона № 12 до пяти групп тяжелой бронепехоты, довести численность вспомогательных сил НОАГ до 3000

Командующий Миротворческой Армией Союзных Наций, Генераль Шлёдель.