Туофикеа — общественные новости

1.Национальный характер народа и характер его самочувствия -это не одно и то же

В последнее десятилетие мы поразили мир необыкновенным смирением. Уж англичане, едва у них цены на бензин поднялись, устроили настоящий бунт. А в Юго-Восточной Азии и в Аргентине под напором уличных манифестаций меняются правительства. Но тому, кто действительно верит, что русский народ слишком терпелив и покорен, я советую представить многотысячную толпу пенсионеров, которые, подобно сеульским студентам, выходят на улицы и, разгорячась, кидают камни в стражей порядка, вступают с ними в жаркий рукопашный бой во имя неких социальных или политических идеалов.

Картина получается невероятная.

Но ведь сегодняшняя Россия — это страна стариков. А наши немногочисленные молодые соотечественники воспитаны не в шумливых стайках сестер да братьев, а в общении со степенными мамами, бабушками и дедушками. Наличие в русской семье отца — уже редкость. Так что нынешнее «русское смирение» — это не национальная черта, это всего лишь естественное психологическое состояние, свойственное народу, переживающему глубокий демографический кризис.

А на волне демографического подъема конца 19-го века у нас, как известно, была революция и ожесточеннейшая гражданская война.

И это демографические взрывы позволили русским около двух сотен лет назад заселить не только Сибирь и Приморье, но и вполне обжитый древний Кавказ, где свободных ниш для крестьян, ремесленников и торговцев вроде бы уже не имелось. Русские потеснили в Тифлисе и Баку даже необыкновенно предприимчивых армян. А сегодня у нас некому осваивать рынки в собственных городах, сегодня каждый пятый или шестой ребенок из чеченской или азербайджанской семьи становится частью пока еще непривычной для России мощной миграционной волны с нерусского юга на русский север. На прибыльных нефтяных и газовых промыслах — в зонах вечной мерзлоты! — выходцы с жарких южных республик уже составляют в некоторых местах до четверти от местного населения.

Впрочем, в такой же демографический кризис погружается и Западная Европа. Уже невозможно представить нынешних флегматичных немцев потомками тех германцев, которые перекроили всю Римскую Империю, нынешних французов — героями романов Дюма, англичан и испанцев — пиратами и колонизаторами Нового Света.

А что касается времен Атилы, когда многие народы Европы и Азии были вовлечены в неистовый и кровавый хоровод «переселений», времен князя Святослава, когда русские дружины играли мечами на пространстве от хазарских земель до Балкан, то разгадать их может лишь тот историк, который сначала обратит внимание на средний возраст тогдашних героев. Это были чуть ли не подросткового возраста князья, это были воины, у которых, в лучшем случае, только что начала расти борода. А до золотых сорока лет (когда вроде бы еще силы есть, но уже азарт не тот и к перемене мест охоты мало) в ту пору редко кто доживал.

Увы, национальный характер народа и характер его физического самочувствия и состояния — это не одно и то же.

2. Хороший историк подобен психоаналитику

Народам, преисполненным сил, собственное прошлое видится безмятежным. Народы вымирающие просыпаются от своего славного прошлого с тревожными предчувствиями. Поэтому хороший национальный историк всегда подобен умному психоаналитику, которого интересует не «вся правда» о прошлом его клиента, а только та, которая возвращает клиенту уверенность в завтрашнем дне, которая излечивает его от ненужных комплексов.

Национальную историю США писали именно врачи-психоаналитики. И потому американцы уже «не помнят» ни уничтоженных ими индейцев, ни свои рабовладельческие плантации. Благородный и трудолюбивый золотоискатель, лихой и отважный ковбой, добрый к людям и очень бережливый негоциант — вот все, что у американцев не стерто из национальной памяти.

Можно было бы утверждать, что и история второй мировой войны тоже переписана именно психоаналитиками, озабоченными душевным здоровьем американцев. Но мировая история, в отличии от национальной, пишется не психоаналитиками, а хирургами. Которые, особо не церемонясь, забирают у здорового донора здоровую почку и пересаживают ее своему больному пациенту. Например, когда нам «наши историки» сегодня внушают, что это мы были союзниками Гитлера на первом этапе второй мировой войны, что главная роль в разгроме фашистской Германии принадлежит США, что мы всю вторую половину двадцатого столетия были лишь главной угрозой для мира во всем мире, что только в полуразрушенном состоянии наша страна может иметь более или менее человеческое лицо, то это значит, что составные части нашего душевного здоровья (например, былые победы над сильными и жестокими врагами, выдающиеся успехи в науке и культуре и т. п.) нам уже не принадлежат, являются они лишь донорским материалом для народов иных.

Но не надо обижаться на историков-психоаналитиков и историков-хирургов. Это работа у них такая. Подобно тому, как каждый отдельный человек не может обойтись без врача, так и народ не может обойтись без историка. Надо всего лишь понимать: если «наши историки» внушают нам, что мы до сих пор «не выдавили из себя раба», то, значит, платят им наши потенциальные рабовладельцы. Если нам по государственным телеканалам внушают, что тотальное воровство последнего десятилетия — это лишь возвращение к русским «национальным традициям», значит у нас все еще есть государственные мужи, которые рассчитывают, что воровать они будут очень и очень долго.

Кстати, меня не удивляет, что не кто-то иной, а именно американцы учат моего Президента уважать права человека и свободу слова. У них на родине лишь недавно отменили рабство. Они еще помнят, как негры не имели права ездить с белыми в одном автобусе. Историки-психотерапевты и историки-хирурги, чтобы избавить американцев от комплекса неполноценности, смогли научить их лишь беззастенчивой уверенности в своей правоте и превосходстве над всеми прочими людьми. А нашего Президента и нас с вами, уважаемый читатель, в школе учили, что лишь при советской власти мы произошли от обезьян. А теперь нам «наши историки» объясняют, что и при советской власти мы все-таки оставались обезьянами, и только начиная с Гайдара процесс пошел.

Но говорю я об этом не для того, чтобы пожалеть бедных и несчастных россиян и пожурить окончательно зазнавшихся американцев, а для того, чтобы сделать следующий вывод: историк, пишущий лишь историю болезни, но не пытающийся болезнь лечить — это нечто противоестественное в мире живых страстей, в мире, где люди и народы постоянно теснят друг друга. Лишь на кладбище история превращается в абсолютно беспристрастную науку. И точно так же, как первые теплые солнечные лучи являются верной приметой скорой весны, так и появление отечественных историков, которые будут внушать нам, что Россия — это «родина слонов», станет верной приметой нашего скорого национального выздоровления и возрождения.

3. Мы все-таки зря испугались «норманской» версии.

Правда, у нас однажды уже был поиск отечественных «слонов». Наши историки-терапевты (Россия тоже когда-то могла себе позволить собственных лечащих врачей!) вдруг решили, что запечатленная в летописях просьба Руси к варягам придти и владеть ею может развить в русских людях комплекс национальной неполноценности. И в противовес «норманской» версии происхождения русской государственности стали у нас появляться всякие иные, более мудреные.

Не буду пересказывать аргументы историков-патриотов. Многие читатели, наверно, помнят нашумевший в свое время роман-эссе В.Чивилихана «Память». Но, признавая добрые намерения талантливого писателя, я все же при чтении его книги испытывал и легкое чувство досады. Вот, например, китайцам ничуть не обидно заплетать волосы в косичку. При всем том, что «национальная мода» на эти косички у них появилась в сугубо принудительном порядке. Это пришедшие с северо-востока завоеватели, чтобы унизить аборигенов Срединной Империи, велели их мужчинам носить женские прически. Но завоеватели вскоре растворились среди китайцев, как капля в море, а сами китайцы к косичкам своим стали относиться с особой гордостью — как к атрибутам своей национальной самобытности. И не появляется на китайском языке сочинений о каком-либо не столь обидном происхождении вот этой весьма странной привычки китайских мужчин носить косичку.

Чтобы избавиться от ненужных комплексов, нельзя искать сходства с кем-то. Уже в самом этом поиске есть признание собственной второсортности. Гораздо полезнее искать признаки своей уникальности, неповторимости. Потому что на самом деле каждый народ именно уникален и неповторим.

Вот и сегодня мы все боимся, что жить будем хуже, если наша демократия не будет похожа на западную. Китайцы же решили, что их классической континентальной земледельческой цивилизации, для которой характерен неистребимый общинный дух и отеческий характер власти (а даже плохой отец — это все-таки отец!), не стоит тушеваться перед цивилизациями торговыми (при всем том, что торговать на мировом рынке китайцы умеют!). И в результате получилось, что Китай сегодня стремительно развивается, а Россия, упрямо придерживаясь западного «курса на прогресс», стремительно деградирует.

Егор Гайдар, которому, по его признанию, помешал осуществить реформы по западному образцу наш «некачественный народ», в общем-то, не прав только в том, что народ, создавший великую империю, лидировавший в освоении космоса, давший миру великую литературу и культуру, некачественным быть не может. А вот в штат Флорида или в Баварию нашу Вологодскую область действительно не превратишь. Сначала надо будет поменять там население.

И уж пусть на меня патриоты не обижаются, но не соответствует нашему национальному характеру так же и «антинорманская» версия происхождения нашей государственности. По большому счету, попытка найти не «норманскую» версию, это не что иное как сублимация все того же западничества. Только — скрытого.

То есть, у русского народа все же есть свой особый национальный характер. И скорее сопьются наши россияне, чем приспособятся к условиям жизни, не соответствующим их характеру. А вот какой это характер — надо еще разобраться.

4. Скажи, как ты прожил, и я скажу, кто ты есть

В школе нас учили судить о русском характере по литературным героям. И мы судили. Одним казалось, что русский человек — это Татьяна Ларина, Тарас Бульба, Болконский, другие обращали внимание лишь на Чичикова, Ноздрева, героев города Глупова.

На самом же деле выбор этот мог свидетельствовать лишь о характере того, кто выбирает, а не о русском характере вообще.

Более того, чем жизнеспособней и талантливей народ, тем больше мы в нем найдем самых разных, самых противоположных и противоречивых «национальных» черт. Князь Святополк Окаянный и ближайшие родственники его Борис и Глеб — это русские люди. Пошехонский крестьянин, не утруждающий себя затыканием дырки в крыше, и помор, возводившие себе для жилья дворец-пятистенок — это русские люди.

И в вот этих очень разных людях все же можно найти некое общее свойство.

Во-первых, сколько бы мы пальцев на руке не загибали, перечисляя своих храбрых и удачливых полководцев, русский человек в ту далекую пору, когда народы, тесня друг друга, бродили из континента на континент, на большую дорогу предпочел не выходить. Вместо того, чтобы бесконечно с кем-то выяснять отношения, наши предки ушли в непроходимые леса. Ну, бывает так, что некий человек скорее уйдет из слишком неприятной для него компании, чем станет диктовать ей свою волю. И превыше всего русский человек ценил именно возможность жить без посторонних помех, по своему усмотрению. Об этом свидетельствует то, что Великая степь, протянувшаяся, как многолюдный Бродвей, от Великой китайской стены до Дуная, никуда нас из глухих лесов не выманила. При всем том, что многие родственные нам индо-европейские народы, оседлав лошадей, свирепо вторгались в благоприятные для жизни и потому густонаселенные анклавы, мечом вырубали всех, кто становился им поперек. А затем или растворялись, как хеты, или, как дорийцы (спартанцы), сурово сохраняли свое превосходство над покоренными народами. Все, что нас теперь так восхищает в спартанцах — это всего лишь спесь победителя, вечно тренирующегося держать в страхе своих порабощенных кормильцев-илотов. И «Мальчик, вынимающий занозу» (в учебниках истории была изображена эта скульптура), прежде чем стать мужчиной, должен был пойти в деревню и убить илота. Убить лишь ради улучшения своего и без того высокого мнения о себе.

Стремление избежать больших дорог, помогло нашим предкам не угнетать свою душу неизбежным для народов, ищущих себе лучшей доли, чувством превосходства над другими людьми и институтом рабства. А обратной стороной этой изначально христианской русской души стало то, что в собственной среде русские люди не познали дух соперничества. Уже называлась Русь «страной городов», а единого вождя, который бы решился все города себе подчинить — у нее не нашлось. И это было чревато смутами при слишком развитых экономических отношениях, нарушающих самодостаточность и саморегулируемость общинных структур.

По сути дела, нужен был один высокомерный негодяй, чья власть была бы освящена всеобщим страхом перед ним. А поскольку страха не нашлось, то не нашлось и собственного негодяя-узурпатора.

Нам сегодня это уже трудно понять, но для русских людей той поры, привыкших жить лишь в общине, где все равны в своей человеческой сути, было проще не потерять своего человеческого достоинства, поставив над собою кого-то изначально иного, чем они сами. Это позволило им сохранить ощущение своего человеческого равенства и своего природного единства. Это было следствием их высокой духовной развитости, уже не соответствующей вызову развитых экономических тираний.

Собственно, мы, как выяснилось и сегодня на всемирном экономическом лохотроне оказались более пригодными к роли обыкновенных лохов. Ибо общинная мораль и рыночная — это две вещи не совместимые.

А теперь давайте посмотрим на карту и обратим внимание, что все известные нам мировые цивилизации расположены южнее России. То есть, князь Святослав не зря ходил за Дунай. Не зря он и русскую столицу хотел туда перенести. Более высокая среднегодовая температура заметно снизила бы наш порог выживаемости (все миграции того времени были продиктованы именно этим существенным обстоятельством!). Но — толкаться локтями с соседними народами на более благоприятных для жизни землях наши предки не захотели. И — создали единственную в мире северную цивилизацию. Всего лишь потому, что здесь нам никто не мешал жить. Всего лишь потому что сами мы здесь никому особо не досаждали своим присутствием.

Когда-то главный идеолог Российской Империи К. Победоносцев учил нашего императора, что проживающие в России народы можно лишить всего, но не того, в чем стоят они перед Богом. Вот это национальное уважение к внутренней свободе человека, как это ни парадоксально, напоминает нам и о тех веках, когда Русь сама предпочитала быть рабою Золотой Орды, не покушавшейся на ее духовный строй, и упрямо противостояла «просвещенному» католическому Западу, который в русском человеке видел лишь заблудшего в своей вере схизматика. Который хотел русского человека переделать на свой лад.

Вся Российская Империя собиралась на принципе внутренней свободы каждой ее живой души. Немцы, расширяя ареал своего проживания, уничтожили полабских славян. Англичане уничтожили индейцев. Османская Империя предоставляла равные права только единоверцам. Лишь Россия сохранила все свои народы живыми и невредимыми, в их природной сути.

Об органичности вот этого слияния многих народов в единое могучее государство свидетельствует хотя бы то, что в смутные времена, когда еще живы были свидетели взятия Казани Иваном Грозным, татары первыми послали своих воинов на выручку Москве, восставшей против католической экспансии. А могли бы ведь и войти в сговор с Польшей ради возвращения своего суверенитета.

Кстати, читая «реакционного» Победоносцева, можно понять и запорожского атамана Серко. Который, утомившись выслушивать жалобы на крымских татар, промышляющих частыми набегами, быстро их покорил, но — тут же дал им опять волю, потому что счел себя не вправе наказывать людей лишь за то, что Бог не дал им безвредного способа добывать себе пропитание.

…Я назвал всего лишь отдельные черты нашего национального характера. Но и этого достаточно, чтобы убедиться, что для нового мирового порядка, где Победоносцев всего лишь антиперсона, где все так больно и грубо толкают друг друга локтями, мы не годимся. Нашему крестьянину при своем крепостном праве жилось свободней, чем западному при всех его свободах. Иностранцы удивлялись этому таинственному обстоятельству. Они не понимают нас. Мы не понимаем их. У нас слишком разный исторический опыт. А что касается историков-терапевтов, которым, если Бог даст, придется нас лечить от нынешних депрессивных состояний, то им надо будет не только учить нас оптимизму, но и разбираться, какого свойства уверенность в себе нам придется по душе и по характеру.