Туофикеа — общественные новости

Редакция «НИ» продолжает дискуссию в рамках рубрики «Риски XXI века». Очередная тема дискуссии — религия. На днях Мосгорсуд признал экстремистским лозунг «Православие или смерть». По мнению протоиерея отколовшейся от РПЦ Русской православной автономной церкви Михаила АРДОВА, настоящих верующих в России — лишь 2% населения, да и тех окружающие считают сумасшедшими. В интервью «НИ» протоиерей Ардов рассказал, почему пропаганда православия вызывает отторжение и насколько велика вероятность превращения России в мусульманскую страну.

— В своих выступлениях вы сравниваете Русскую православную церковь с КПСС. За что вы их так?

— Марксизм-ленинизм — это чудовищная лжерелигия, а КПСС была сатанинской пародией на церковь. Вместо церковных соборов — съезды, вместо еретиков — враги народа, такие как Троцкий. Были свои мученики за веру — Павлик Морозов, Зоя Космодемьянская, Александр Матросов. Православную церковь Сталин в 1943 году решил использовать для своих целей. В Кремль вызвали трех митрополитов, которым разрешили открыть семинарии и издавать журнал под надзором министерства госбезопасности. И дальше Московская патриархия стала формироваться по образу и подобию компартии. Принятый тогда устав с незначительными изменениями действует до сих пор. Вся церковная собственность принадлежит Синоду (совет высших иерархов церкви. — «НИ»). Синод — это митрополит-бюро, а патриарх — генеральный секретарь.

— В других конфессиях — иначе?

— Один из принципов православия — меньший собор не может отменить постановления большего. Последний легитимный собор Российской православной церкви (в «Русскую» ее переименовал Сталин, чтобы потеснить Русскую зарубежную церковь) принял в 1918 году совершенно другой устав. А все, что было после 1943 года — незаконно.

— Прихожанам какое до этого дело?

— Многим действительно до этого нет дела. Они поставили свечку, перекрестились. Их интересует не истинность церкви, а красивый интерьер, иконы, батюшка чтобы сердечный был. Кстати, в России православие реально практикуют два процента населения. Это те, кто регулярно ходят в храмы, исповедуются и причащаются. Но поскольку у нас считают православными всех, кто в детстве крещен, то церковные пропагандисты говорят про 80%. На Западе — то же самое, там ходят в храмы те же два-три процента. Мы живем в постхристианские времена. Христианство осталось на обочине, как пройденный этап.

— Почему христианство — на обочине, а ислам — на подъеме?

— В исламе, к счастью для нас, нет единства. В Пакистане талибы взрывают мечети суфиев, потому что те — не такие мусульмане. А христианство — это религия запретов. Истинных христиан во все времена было крайне мало. Исполнять все, что требуется, очень трудно, потому что осуждаются не только греховные поступки, но и греховные душевные движения, плотское желание. А в мусульманстве ничего этого нет. Там один запрет — не пей вина. Зато можно брать нож и идти на соседа-немусульманина. Такая религия распространяется гораздо легче.

— В России ислам может стать главной религией?

— Маловероятно. За годы советской власти мусульманство также ослабло. Наши мусульмане в большинстве своем такие же, как и христиане. У нас ребенка крестят, а в следующий раз человека принесут в церковь уже отпевать. Так и у них — обрезали младенца, барана на Курбан-Байрам зажарили, еще на Рамадан, может, кто-то постится. А так они живут вне религии.

— Вы представляете церковь, которая откололась от РПЦ…

— Нет, это они откололись от православия по причине экуменизма (идеология всехристианского единения. — «НИ»), нового календаря и множества других нарушений. А мы остаемся православными. И таких, как мы, в мире много. Например, у греков, которые тоже православные, есть главная церковь, абсолютно еретическая, новостильная. Но пятая часть греков — старостильники, и эту церковь они не признают, как мы не признаем Московскую патриархию.

— Кому в современной России легче, вам или мусульманам?

— Нам — труднее. К мусульманам патриархия относится терпимее. Потому что они — не альтернатива, а мы — альтернатива для тех, кто ищет истинную веру. Мы ушли в 1993 году, потому что думали, что, когда кончится власть коммунистов и церковь перестанут держать за горло, все иерархи покаются.

— За что?

— За то, что церковь восхваляла Сталина, называла его «богоданным вождем». Холуйское поздравление к его 70-летию подписали все епископы Московской патриархии. Все последующие годы церковь прислуживала большевистскому режиму. Или недавно они отпраздновали 60-летие международного отдела, которым руководил в том числе Кирилл до того, как стал патриархом. И опять у них — как все было прекрасно! А на самом деле они были подразделением внешней разведки и вербовали иностранных священнослужителей, а также распространяли наглую ложь о свободе религии в Советском Союзе.

— Если они покаются — помиритесь?

— Если они покаются, большинству придется оставить свои места. А они привыкли их занимать и получать доходы.

— Как живется другим христианским конфессиям в России?

— Тоже не очень уютно, хотя лучше, чем нам. У нас в прошлом году во Владимирской области отобрали и передали Московской патриархии 15 храмов, которые мы в 90-е годы отреставрировали. Наша страна продолжает жить по ленинскому декрету, который объявил все церковное имущество государственным и данным церкви в пользование. Поэтому любой старый храм могут отобрать. У баптистов, насколько я знаю, помещения не отбирают. К конфессиям, пришедшим с Запада, прибиваются люди среднего уровня, которые отошли от простоты веры, но не дошли до ее сложности. А в православной церкви есть два типа верующих. Или совсем простые старушки, или интеллектуалы, такие как писатель Александр Солженицын и философ Сергей Аверинцев. Кстати, когда родился Иисус Христос, это было открыто пастухам — самым простым, и волхвам — самым образованным.

— Почему православная церковь гордится тем, что она не меняется с древних времен? Католики, например, постоянно подстраивают свое учение к развитию цивилизации.

— Православная церковь не меняется, и поэтому она — истинная церковь. Мы сохранили церковь такой, какую приняли от святых отцов, а они ее приняли от апостолов. А сейчас мы живем в таком же языческом мире, как и первые христиане. Грех стал нормой, нравственное поведение воспринимается как юродство. И наша вера многим кажется безумной, как казалась в те времена древним грекам и римлянам.

— И каково будущее христианства?

— Мы ждем конца света и пришествия антихриста. Это все нам предсказано в Новом Завете и Святыми Отцами. А патриархия взяла на себя функции идеологического отдела партии «Единая Россия». Так как православие тесно связано со славными страницами российской истории, политтехнологам это выгодно. Хотя когда стоят господа в храме Христа Спасителя и держат свечки как стаканы на фуршете, это лучший вид антирелигиозной пропаганды. И когда начнут преподавать православную культуру в школе, это вызовет отторжение, потому что будет навязываться.

— Тем не менее храмы строят, и люди в них идут.

— Никто не идет. Конечно, если поставят типовые храмы в спальных районах, сколько-то местных старушек приходить будут. Ездить в центр Москвы им далеко и хлопотно. Но такого, чтобы народ валил, нет. Шанс на это был в начале девяностых, когда сняли запрет на религию. У людей интерес проявился, но патриархия к этому была не готова. Предпоследний председатель Совета по делам религии при Совете министров СССР Константин Харчев в постсоветские времена рассказывал, что в советское время боролись с церковью, назначая на многие важные должности в РПЦ растленных и аморальных людей. А теперь мы ждем, что эти люди сделают духовное возрождение страны.

— Но со времени распада СССР уже сменилось поколение церковных руководителей.

— Московская патриархия не перестраивалась, никаких перемен в ней не было. Нынешний патриарх и в советские времена был видным деятелем.

— Глядя на патриарха, не скажешь, чтобы он был растленным и аморальным. Наоборот, умный и харизматичный.

— Кирилл — действительно умный. Но когда я говорю про растление и аморальность, я на личности не перехожу. Даже когда что-то знаю.

— Насколько возможен распад России по религиозному принципу?

— Невозможен. Если жизнь ухудшится, начнутся социальные конфликты, а не религиозные. Религия, в том числе мусульманская, решающего значения в жизни большинства людей не имеет. Даже на Северном Кавказе ваххабиты не имеют количественного успеха.

— Но войну ведут уже много лет.

— Воюют не тысячи, а десятки людей. Это не всенародное движение, а единичные случаи. Сравните с тем, что происходит в Сирии, в Ливии.

— В странах Средней Азии, где политическая оппозиция задавлена, недовольные властью объединяются вокруг мечетей.

— Те страны — монорелигиозные. К тому же собственной истории у них нет. Эти страны придуманы Сталиным, который раскроил Российскую империю и нарезал границы. А в России вся оппозиция — политическая. Связь с религией нашим оппозиционерам только помешает.