Туофикеа — общественные новости

Из имевшихся альтернатив польская элита всегда выбирала худшую.Решения руководителей и элит польского государства не раз оказывались фатальными для дальнейших судеб страны. Близорукая политика Польши накануне Второй мировой войны венчает цепь исторических ошибок, начавшуюся за много столетий до того. (На фото — Пилсудский и Геббельс на встрече в Варшаве. 1934 г.)

В 1225 году князь Мазовии Конрад пригласил в свою страну рыцарей Тевтонского ордена, пожаловав ему обширные территории. Никакой государственной необходимости в этом решении не было, если не считать нехватки собственных сил у Мазовии для покорения земли пруссов. Тевтонский орден вскоре усилился благодаря завоеваниям и стал угрожать независимости самой Польши.

В 1410 году объединённое русско-польско-литовское войско разбило тевтонских рыцарей в исторической битве у Зелёного Леса (Грюнвальда). Вековая немецкая экспансия на славянские и прибалтийские земли была остановлена. Возникла даже перспектива полного изгнания Тевтонского ордена из Прибалтики. Но польское магнатство вместо этого начало конфликт с Русско-Литовским великим княжеством, призвав даже себе на помощь разгромленных тевтонцев. В результате Пруссия ещё более чем на пять веков осталась оплотом немецкой колонизации и впоследствии не раз сокрушала Польшу.

Очень много бед Польше доставило упорное стремление её правящего класса, начиная с конца XIV века, обратить в католичество население Русско-Литовского государства, то есть Западной Руси (Украины и Белоруссии). Люблинская уния 1569 года, по которой Польша и Литва образовали двуединое государство, передала Украину непосредственно под власть польской короны. Это откликнулось в середине XVII века войной украинского народа за религиозную и политическую свободу под руководством Богдана Хмельницкого. В этой войне Польша потерпела поражение от Украины и России, после чего начался упадок Польского государства, длившийся больше ста лет.

До этого Польша ещё не раз упустила возможность обеспечить себе длительное и прочное добрососедство с Россией. В 1572-1573 годах, во время очередного междуцарствия, в Польше на польскую корону претендовало немало кандидатов. Какая-то часть литовской и польской шляхты выдвинула кандидатуру русского царя Ивана IV (Грозного). Не следует полагать, что избрание московского государя на польский престол было заранее исключено из-за вероисповедных разногласий. Польша в тот момент ещё не была в полной мере католической. Среди польской знати были сильны реформационные течения.

Конечно, для московских правящих сфер вообразить своего царя на престоле иноземного и иноверного государства, пусть даже номинально, было трудно. И Иван Грозный с опаской отнёсся к такой комбинации. И всё же большинство польской знати, предпочтя ему вначале принца Генриха Валуа, а затем, после бегства француза, трансильванского князя Стефана Батория, поступило в высшей степени опрометчиво. В этих избраниях выразился курс на католическую религиозную унификацию страны и на конфронтацию с Россией.

Под руководством Стефана Батория Польша одержала победу в Ливонской войне. Это ещё больше окрылило экспансионистски настроенные круги польской знати, что нашло затем выражение в событиях Смутного времени. При короле Сигизмунде III, избранном на престол в 1587 году, в Польше была окончательно задавлена Реформация.

Конец XVI века стал поворотным периодом в истории Польши. Тогда перед этой страной реально обозначились две альтернативы. Первая заключалась в превращении Польши в оплот религиозной свободы в Восточной Европе и в сохранении ею добрососедских отношений с Россией на долгие времена. Вторая – в создании из Польши оплота воинствующего католичества, нацеленного на Восток. Польский правящий класс выбрал вторую альтернативу. Этот исторический выбор оказался фатальным.

Польша активно вмешалась в события гражданской войны в России начала XVII века, известной под названием Смутного времени. Сначала это было поощрение добровольческих отрядов шляхты, помогавших самозваным кандидатам на русский престол. Затем (лето 1609) Польша выступила против России уже как государство, стремясь захватить часть русской земли.

Между тем, события нашего Смутного времени дали Польше уникальный шанс проявить государственную мудрость и дальновидность. Значительная часть русского правящего класса выступала за призвание на престол польского королевича Владислава. В 1610 году в этом нельзя было ещё усмотреть никакого национального предательства. Широкие круги русского боярства и дворянства видели в призвании иностранного монарха на трон средство утихомирить Смуту, не дать ей разгореться вновь.

Польский королевич должен был царствовать в Москве на условиях, предъявленных ему русской стороной. Эти условия касались гарантий сохранения монопольного статуса православной церкви в России, свободы православного вероисповедания, прав российских сословий. В договорах, которыми было обставлено призвание Владислава на русский престол, русская политическая мысль выходит на понятия о свободах, правовых гарантиях и представительном правлении. Осуществление этих договоров было бы шансом и для России опробовать иные политические порядки, которые ещё тогда, в XVII веке, могли бы сблизить наше отечество с Западной Европой. Всё теперь зависело от разумности польских государственных мужей.

Но поляки в очередной раз пошли на поводу у своих амбиций, на долгие столетия продлив роковую для Польши вражду славян между собою. Вероломно нарушив условия крестоцелования, поляки военной силой оккупировали Москву. Чем это в итоге закончилось – хорошо известно. Но самое главное, что неудавшаяся попытка Польши овладеть Россией неминуемо должна была привести к тому, что рано или поздно Россия овладеет Польшей.

Правда, этот эпизод оказался отсрочен почти на два столетия. Слабая Польша была необходима России как буфер между нею и усиливавшимися Австрией и Пруссией. С конца XVII почти по конец XVIII вв. не было у Польши более надёжного союзника и защитника её независимости, чем Россия. Но когда захват Польши был поставлен на очередь действиями германских государств, России не оставалось ничего другого, как принять участие в разделе польского наследства. При этом никаких собственно польских земель в результате трёх разделов Речи Посполитой Россия не приобрела – всё это были земли Западной Руси и Литвы.

В начале XIX века поляки слишком тесно связали надежды на восстановление независимости с поддержкой агрессивной политики Наполеона Бонапарта. Восстание против «трёх деспотов» – российского, австрийского и прусского – обернулось тем, что, выслуживаясь перед четвёртым деспотом, легионеры Понятовского самозабвенно душили свободу Испании, будучи посланы туда как простые наёмники волей корсиканца.

Статус поляков как добровольных союзников Наполеона позволял по окончании войны обойтись с ними как с побеждёнными. Но Александр I поступил весьма милостиво. Польша получила такой же уникальный статус конституционной автономии в самодержавной империи, как и Финляндия – с собственным сеймом, законодательством, армией. Это был ещё один исторический шанс, предоставленный Польше. Поляки использовали его как обычно, то есть во вред себе. Поднятое ими в 1830 году восстание закономерно завершилось ликвидацией автономии, которую поляки оказались неспособны развивать и совершенствовать мирным путём, как цивилизованный гражданский народ – те же финны, например. Очередные заигрывания русской власти с поляками в начале царствования Александра II снова подвинули поляков на безрассудный героизм – с тем же результатом.

Когда события Первой мировой войны привели к воссозданию независимой Польши, руководители «Второй Речи Посполитой» увидели в этом шанс для территориальной экспансии. Пилсудский стремился к гегемонии Польши на пространстве от Балтики до Кавказа. Возникшие на западной окраине бывшей Российской империи новые государства должны были войти в сферу влияния Польши, а частично (Белоруссия, большая часть Украины и Литвы) непосредственно присоединены к ней.

Неправильно было бы обвинять Пилсудского, как это делали иные наши историки, в том, что он не помог белогвардейцам разбить большевиков. Коль скоро Пилсудский ставил своей целью создание Польши «от моря до моря», то он не избежал бы войны ни с какой Россией – ни с советской, ни с такой, в которой победили бы противники большевиков. Победившие белые генералы не стали бы обсуждать с Пилсудским вопрос о государственной принадлежности Литвы, Белоруссии и Правобережной Украины. А перед большевиками, как показывал опыт брестских переговоров, можно было ставить такие вопросы. Пилсудский ставил, причем не однажды – и в 1920 году успешно решил. Для достижения поставленной цели действия Пилсудского в 1919-1920 годы были верными.

Но эта цель явно превышала возможности Польши на перспективу. Польшу, возродившуюся после Первой мировой войны, в 1939 году сгубило вовсе не соседство с государством большевиков. А только то, что Пилсудский сумел в значительной мере выполнить свои захватнические цели. Тогда как Польша в своих этнографических границах, не зарившаяся на украинские и белорусские земли, имела бы абсолютно все шансы иметь добрым соседом любую Россию – советскую или антисоветскую. Польская политика 1918-1920 годов закономерно породила год 1939.

Уроки истории ничему никого не учат. Глядя на сегодняшнюю политику польских правящих кругов, понимаешь – эта истина справедлива для них, как ни для кого другого. Главный урок истории для Польши – в том, что лишь не провоцируя вражду с Россией, Варшава может избежать больших бед. Но пока урок не идёт впрок. По крайней мере, значительной и влиятельной части польского общества.