Туофикеа — общественные новости

Российский бизнес бежит не только в Лондон. Но и в Казахстан, и в Китай.

Экономические реформы в России идут уже 20 лет. Итоги, увы, не слишком оптимистичны: уйдя от плановой системы, Россия из развитой страны превратилась в поставщика сырья для мировых экономик и вновь нуждается в коренных преобразованиях. Между тем, руководители страны говорят об очередном этапе приватизации.

25 ноября Минэкономики опубликовало проект постановления правительства «О внесении изменений в Правила разработки прогнозного плана (программы) приватизации федерального имущества». Необходимость правки этих «Правил» ведомство обосновало регулярными предложениями об исключении части объектов из перечня приватизируемых госактивов. В ведомстве отмечают, что такие обращения противоречат как духу послания президента Дмитрия Медведева Федеральному собранию, так и его же прямому поручению «более активно проводить приватизацию федерального имущества». Поистине правая рука не знает, что творит левая. В этом хаосе легко потеряться. Или что-нибудь «потерять». Что же стоит за очередными инициативами министерства? Об этом в беседе с корреспондентом «СП» размышляет экономист, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Андрей Заостровцев.

— Всякий раз, когда слышу об очередной программе приватизации, мне хочется спросить: как можно переводить какие-то активы в ту форму собственности, которой в России нет? Российская приватизация не создала частной собственности. Да и с так называемой государственной собственностью не все так просто. Ведь собственность – ничто иное, как право контроля и распоряжения. Для того, чтобы понять, чья она на самом деле, нужно лишь увидеть тех, кому реально принадлежит это право.

«СП»: — Это так трудно увидеть?

— Автократия – это черный ящик. Российская – тем более. Россия, несомненно, живет под автократическим правлением. Согласно классификации Freedom House, она пребывает в статусе несвободной страны с 2005 г. Кто реально принимает решения относительно, например, цен на поставляемый за рубеж «Газпромом» газ? Ясно, что не Алексей Миллер. Кто определяет, кому «Сбербанк» должен выдавать самые крупные кредиты и по каким ставкам? Ясно, что не Герман Греф. И ясно также, что очень узок круг этих лиц.

В сущности, под вывеской государственной собственности наличествует неперсонализированная и неформальная собственность небольшой группы власть имущих. Российские экономисты достаточно давно заметили этот феномен и назвали его «власть-собственность». Коллективно-частная собственность верхушки бюрократии.

«СП»: — Вы утверждаете, что приватизация 90-х годов не создала частную собственность. А что она создала?

— Новую модель власти. По существу, у нас человек является собственностью государства и поэтому он не может иметь собственность — если он сам не принадлежит себе. Российский гражданин не является суверенным объектом. Даже весьма обеспеченный гражданин. Недавно «Росснефть» заключила соглашение о стратегическом сотрудничестве с Exxon Mobil. А мог бы владелец «Лукойла» Вагиз Алекперов (пусть и обговорив вопрос с другими крупнейшими акционерами компании) проделать что-то подобное, не заручившись согласием на самом верху российской политической пирамиды? Верить в такое в России может лишь очень наивный человек. В реальности «государственные люди» — это владельцы незримых золотых акций многих предприятий. И не только столь крупных, как «Лукойл».

«СП»: — Вы убеждены, что даже такие люди, как Греф или Алекперов несвободны в своем выборе серьезных экономических программ?

— Конечно! Греф – неглупый человек, но дело же не в нем. Ясно, что основные кредиты Сбербанк дает, исходя не из коммерческих соображений, принципов. Есть какие-то приближенные к власти фирмы, компании, которым нельзя отказать в кредите. Такие кредиты могут быть не возвращены. Вспомните «Банк Москвы», который входил в пятерку крупнейших банков. Как только ушел хозяин – Лужков, сместили крышу, обнаружилось, что там зияет огромная дыра. Если «отъедет крыша» у ВТБ и Сбербанка, мы обнаружим то же самое. И вкладчикам скажут, что ваши вклады в оффшорах, ищите, мол, на Каймановых островах. Нет, номинально они вернут, но какими деньгами, с какой реальной покупательской способностью? Ведь если вертикаль рушится, то рушится и вся банковская, вся пенсионная система. Это не просто так, как Берлускони, скажем, ушел, и в Италии формируется новое правительство. У нас с крахом вертикали наступает крах экономики. А если это крах, то там откроются сияющие дыры во всех финансовых сферах.

«СП»: — Как работает система присвоения бюрократией полномочий частных собственников?

— Здесь мы обратимся … к Адольфу Гитлеру. В книге воспоминаний о беседах с ним Герман Раушнинг воспроизводит такие слова фюрера: «Поймите, собственность больше ничего не значит. Зачем нам социализировать банки и фабрики? Мы социализируем людей». «Пусть они владеют землей и фабриками сколько им угодно. Самое главное — что государство распоряжается ими с помощью партии, независимо от того, хозяева они или работники». Смысл таков: что изменится из-за того, что владельцем фабрики будет называться государство, а не какой-нибудь там господин Леман? Мы ведь владеем самим господином Леманом. И, уже, как следствие, фабрикой.

Кто владеет «господином Леманом» (если угодно, Петровым) в России? Можно сказать, что партия. Но не «Единая Россия». Это – партия бюрократии, и, в первую очередь, ее наиболее сплоченная и обладающая легальным правом на насилие группировка: «силовики». В России партию силовиков составляют не только милиция (недавно переименованная в полицию) и представители ФСБ. Это и работники прокуратуры, и судьи. В этом альянсе очень часто фигурируют налоговые службы и другие контролирующие инстанции.

«СП»: — Кто же в нашем случае реальный хозяин страны?

— Силовая олигархия. Эта государственная мафия преследует одну цель – вымогательство. Последнее приобретает различные формы, но бизнес в любом случае либо регулярно платит, либо разоряется и теряет собственность. Она нередко становится добычей лиц, тесно аффилированных с силовиками, и в результате рейдерских захватов. При этом государственные силовики часто действуют в кооперации с силовиками частными – криминальными группами.

Механизм давления на предпринимателя очень прост. «Возбуждено дело». Это инструмент шантажа. Если вы заплатите, вас не посадят. В России невозможно вести бизнес, не нарушая закон. Но возбуждение дела не преследует цели восстановления закона, порядка и т.д. Возбуждение дела – это шантаж, вымогательство активов у этого бизнесмена в пользу силовой группировки, куда входят и следователи, и судьи, могут быть налоговые инспекторы, прокуроры. Они работают по своим, так сказать, целям. Ясно, что районный прокурор не может наехать на «Роснефть». Но он и не будет, он же не ненормальный, у него есть свои маленькие жертвы, за счет которых он может поживиться. У силовиков каждого уровня своя сфера для охоты.

«СП»: — И все это происходит в государственных масштабах…

— Институт проблем правоприменения в Европейском университет в С.-Петербурге в одном из исследований приводил следующие данные: по экономическим статьям в 2007 г. было возбуждено 84 665 дел, раскрыто же только 35 987 преступлений, при этом до суда доведено лишь 12 364 дел, а суды вынесли решения по 8 890 делам. Такой колоссальный разрыв никак не характерен для неэкономических преступлений. Исследователи делают единственно возможный вывод: «…Значительная часть уголовных дел по экономическим преступлениям возбуждается и ведется в связи с коммерческими интересами правоохранительных органов. Таким образом, эти дела являются предметом торга с подследственными и не предназначены для передачи в суд…».

Подтверждением тому может служить исследование «Бизнес-журнала ОН ЛАЙН». На вопрос: «Считаете ли вы, что законодательная база и правоприменительная практика полностью защищают ваш бизнес от посягательств со стороны государства?» 44,7% бизнесменов ответили, что «абсолютно не защищает», а 23,7% сказали, что «только способствует отъему бизнеса». Российский бизнес сейчас не только в Лондон бежит. Но и в Казахстан, и в Китай. Удивительно, что кто-то еще остается. Число сидящих по надуманным обвинениям бизнесменов настолько велико, что вызывает серьезное беспокойство даже у встроенных в путинскую вертикаль власти предпринимателей.

Истоки такого положения дел – в сложившейся в эпоху Владимира Путина модели организации властной вертикали. Монопольное закрепление верхушки правящей группы во власти требует высокой лояльности «силовиков». С ними надо чем-то расплачиваться. И выход был найден не в виде высоких официальных зарплат, но в наделении их неявным правом обирать бизнес. И «благородное» первое сословие с тех пор активно давит третье.

Что это означает с точки зрения прав собственности? Да их, можно сказать, попросту нет, несмотря на весь юридический камуфляж, который страна на себя нацепила, переписав иностранное законодательство. На практике работают теневые права, не дающие никаких гарантий на сколько-нибудь длительный период. Все (включая не только бизнес, но и самих бюрократов) живут одним днем, сливая заработанное/наворованное/ в убежища за пределами страны.

«СП»: — А в народе принято думать, что «во всем виноват Чубайс». Который, кстати, заявил, что не пойдет на нынешние выборы. Пытается дистанцироваться от происходящего?

— Наиболее трезвомыслящие представители правящего класса, клана – там же тоже своя иерархия, свои внутренние противоречия есть, это не какое-то однородное образование – они видят, что дела хуже и хуже, и что надо искать пути отступления. Поэтому даже появляется фронда в рамках такой группы. Пример того же Кудрина. Они понимают, что система становится более шаткой, пытаются найти какой-то выход.

«СП»: — Формально государство очень активно борется с коррупцией. При всех органах власти, чуть ли не при каждом ЖЭКе, сегодня можно обнаружить структуру по борьбе с коррупцией.

— Но реально если коррупционер не нарушает каких-то внутренних правил, он спокойно может существовать. Он просто не может не существовать как коррупционер, иначе система его съест. Это легальная форма коррупции. Ее надо понимать широко – не просто кто-то портфели заносит, а рэкет, вымогательство, я бы назвал это государственным вымогательством. Коррупция – лишь маленькая часть этого процесса.

Номенклатура социалистической эпохи хотела уйти из социалистических пут. Хозяйственники, партийные бонзы хотели стать владельцами тех активов, которыми они управляли. Иметь соответствующие доходы. В итоге собственниками они не стали, но в нынешней системе чувствуют себя, конечно, гораздо лучше, чем при социализме. Они получают огромные доходы от монополии на власть. Они свободно выводят эти доходы за рубеж, они свободно сами могут уехать за рубеж и там остаться, если хотят. Среднего уровня прокурор, набрав взяток, может уйти в отставку, уехать за границу, купить там недвижимость и спокойно жить на эти деньги до конца своих дней. Другое дело, что они хотят еще больше… Они получили то, что хотели.

«СП»: — Долго ли в этом удобном положении они будут существовать?

— Ясно, что эта система в перспективе рухнет, но сказать вам день, час и даже год я не смогу. Что она рухнет и оставит после себя хаос экономический, политический — тоже ясно. Когда это произойдет? Смотрите цены на нефть. Они непредсказуемые. Если цена на нефть будет 200 долларов, все это будет продолжаться дальше. А если она будет 50 долларов, то возникнут очень серьезные проблемы, даже 80 долларов – уже тяжело.

Нефтегазовая рента является важнейшим фактором существования системы, если будет падение цен, система станет крайне неустойчивой и распадется. Какие будут последствия? Ясно, что плохие. В какой степени плохие, – зависит от миллиона конкретных обстоятельств. Вертикаль становится менее и менее устойчивой по мере того, как она эволюционирует, но это довольно характерно, любая властная вертикаль со временем ухудшает свое качество, становится менее эффективной.

Когда-то один из российских магнатов (из числа тех, кого неправильно именуют олигархами) назвал Россию «полем дикой охоты».

«СП»: — Чем отличается магнат от олигарха?

— Магнат – это такой, что ли, управляющий при силовой олигархии. Ему дано право некоторого оперативного распоряжения ресурсами, но ограниченное. Если он выходит за эти рамки, то – классический пример Ходорковского, — либо лишается собственности, либо даже свободы. А то и того, и другого.

В России можно получать высокие прибыли (особенно ежели близок к властям), но и риски очень велики. Сорвал куш – и тут же за рубеж с ним. В общество, где и собственность не подвержена политическим рискам, и сам бизнесмен – свободный человек, а не подневольный объект бюрократической эксплуатации. А то и ее жертва.