Туофикеа — общественные новости

Евгений Ямбург – директор Центра образования №109 ЮЗАО г. Москвы, доктор педагогических наук, заслуженный учитель РФ, член-корреспондент Российской академии образования. Столь солидный послужной список имеет благодаря той энергии, которую он отдаёт школьному делу вот уже более 30 лет.

В далёкую пору школа его имела статус экспериментальной площадки, теперь это многопрофильный центр образования: детский сад, начальные классы, гимназия, лицей, классы педагогической коррекции. Школа Ямбурга – это ещё и собственный театр, флотилия с двумя пароходами и несколькими морскими ботами, мастерская художественных ремёсел, кафе, кузница, гончарка, ювелирка, стеклодувка, медицинские кабинеты, парикмахерская и даже… конюшня. В народе называют его выспренно – Ямбург-Сити. Но суть в не названии, а в содержании благородного дела, именуемого образованием и воспитанием наших детей.

– Евгений Александрович, начну с банального: наше российское образование лихорадит – эксперименты, реформы… И всё-таки…

– Образование у нас такое, какая страна. Два абсолютно противоположных человека сказали, по сути, одну и ту же вещь. Мученик, гуманист и подвижник Януш Корчак заметил: «Школа стоит не на Луне»… Другой – менее гуманистический, Владимир Ильич Ленин, сказал, что школа вне политики – ложь и лицемерие.

У нас вошло в привычку разделять то, что декларируется, и то, что есть на самом деле. Но притом ведь никто, даже в правительстве, не отрицает, что с образованием происходят большие беды. Только почему-то их источники мы видим по-разному. А реальная картина такова: сегодня часть педагогических институтов закрыто, они влились в федеральные университеты.

Тезис, чтобы в школу шли преподавать молодёжь, аспиранты, доценты – мягко говоря, неубедителен, ибо в школе историк и физик – это не просто физик и историк, это специалист по ребёнку. Даже в крупных городах, как Москва, Санкт-Петербург такие специалисты, если бы и хотели, не знают ни психологии, ни методики преподавания и т. д. Сегодня, в момент слияния педвузов с университетами, уходит педагогический компонент.

Второе – это то, что мы собезьянничали болонскую систему высшего образования. Приходит ко мне молоденькая девочка, бакалавр, проучилась четыре года. Если по-честному: не имею права её допускать до преподавания. Она уйму ошибок делает, хотя по образованию филолог. Я говорю: «Давайте, девочка, учиться». «Мне некогда, я поступила в магистратуру по психологии», – слышу в ответ. В итоге она филологом не стала и психологом не будет, «ни богу свечка, ни чёрту кочерга».

Поэтому, если мы закладываем с самого начала какие-то педагогические кадры, то должны ясно представлять себе, на какой уровень рассчитываем.

– Но, при всём том, модернизация школы – неизбежный процесс.

– В обществе неоднозначное понимание и подход к проблеме модернизации. Она, прежде всего, требует изменения в сознании и взглядах на жизнь учителей, и освоение ими на практике новых идей. Это органичный процесс. Пока же реально модернизации я не вижу.

Увлечение компьютером, интерактивными играми и прочими современными штучками – всего лишь сервис. Я, конечно, всем этим пользуюсь. Но ситуация принципиально не меняется, поскольку отсутствует главный компонент – стратегия образования.

Я много лет работаю с детьми дезадаптированными, и хорошо знаю: в стандартный психологический школьный коллектив они не вписываются. Это следует учитывать, когда формируешь новый набор из таких детей. Чем более развита страна, тем этих проблем больше.

Речь не идёт о нарушенном интеллекте учащихся. Интеллект у всех равный. Огромное количество детей с синдромом гиперактивности и дефицитом внимания. С таким ребёнком нужно отдельно работать, что требует усилий коллектива психологов, дефектологов, логопедов. Но вот беда: сокращение финансирования влечёт за собой вынужденное сокращение этих специалистов, которых и так раз-два и обчёлся. Иначе как национальной катастрофой это не назовёшь.

Что бы ни говорили о некоем идеальном учителе, я вижу одно: система подготовки становится всё хуже и хуже в силу известных вам объективных причин. И мы удивляемся, почему с нашими детьми происходят беды.

Это стратегические ошибки. Тысячу раз был прав Бисмарк, который писал: «Тот, кто экономит на школе, будет строить тюрьмы».

Характерная деталь: финансирование у нас подушевое. В Москве, где наиболее высший норматив, содержание ребёнка в начальных классах – 73 тысячи в год, в старших классах – 110 тысяч. В других регионах они выше. А содержание в тюрьме одного заключённого стоит 350 тысяч.

– Мы с вами Евгений Александрович, учились в одном и том же педагогическом институте, и знаем, как «проходят» методику преподавания…

– Вот именно, что «проходят». Здесь напрашивается аналогия. Для человека, который никогда не работал, нет более скучной книги, чем книга Станиславского «Работа актёра над ролью». Теперь могу сказать – отличная книга! Она мне помогла расшифровать нюансы методики преподавания.

Это можно отнести и к другим педагогическим дисциплинам. Например, хорошо подготовленный историк или физик входит в класс и увлечённо начинает преподавать свой предмет. Но уже через пять-десять минут дети его перестают слушать, начинают шуметь, – иными словами, как говорят на педагогическом жаргоне, «выносят его из класса». Поневоле начинаешь по-настоящему изучать методику преподавания, мимо которой «прошёл» в институте. Кстати, об упомянутой книге Станиславского – она особенно полезна людям, которые организуют школьный театр.

– Как Вы относитесь к приоритету гуманитарного образования?

– «Приоритет»… В этой декларации много лукавства. Беды в нашей системе происходят из-за упорного сокращения поля гуманитарного образования. Марксисты и последующие за ними либеральные прагматисты, продолжают считать, что бытие определяет сознание. На самом деле, всё наоборот. Самая большая трагедия страны последних десятилетий состоит в разрушении шкалы ценностей. Даже неисправимый прагматик Егор Гайдар в конце жизни пришёл к выводу, что духовное первично по отношению к материальному.

– Поздновато, прямо скажем. Ведь именно с его, гайдаровских, времён и до сих пор общество воспитывается в монетарном духе. Да и школа не стоит в стороне…

– Школы разные. Многое зависит от традиции, от настроя. Не думайте, что все такие прагматики. Не надо путать материальные запросы с тем, что реально происходит с молодыми людьми. Нельзя оценивать их только по каналам телевидения. Тем не менее как педагог я вижу реальные проблемы. Прежде всего это эмоциональное недоразвитие детей. Так, например, в 6-м классе при изучении литературы ребята, как бы вчитываясь, сканируют художественный текст, эмоционально на него не откликаясь. «Над вымыслом слезами обольюсь…»

Между прочим, это начинается очень рано, уже в детском саду.

– Евгений Александрович, нигде люди так не чувствительны к переменам в обществе, как в молодёжной среде. В ней априори заложена этакая «революционность». Понять, и даже простить заблуждения ученика, дано не каждому учителю.

– В революцию я не верю. Она, как вам известно, ни к чему хорошему не приводит. Я верю в эволюцию. Одни дети рождаются с голубыми глазами, другие – с карими. Человечеству нужны разные люди: и те, кто способен пойти на риск, даже ценой жизни, и те, кто возделывают свой сад, рожают детей. Надо, чтобы шапка была «по Сеньке».

Страшно, когда человек взял не свою ношу. Отсюда предательства и т.д. Поэтому я никого не собираюсь звать на площадь и не позову.

– Наше поколение формировалось после войны. И мы были воспитаны на ценностях семейных, отличных от ценностей современных. Другая была психология и идеология.

– Надо понять одну простую вещь. В сложном, дифференцированном обществе не может быть единой идеологии для олигархов и интеллигенции, верующих и атеистов. Что такое идеология? Это омертвевшее мировоззрение с примитивной философией. Её мы хотим? Она может быть реанимирована только насильственным путём. Надеюсь, что этого не произойдёт. Мы должны понять, что в одном и том же классе учатся верующие и атеисты, мусульмане и христиане. Люди прагматические, скажем, настроенные на бизнес, и люди идеалистические, настроенные на какие-то иные непрагматические ценности. И это всё в одном и том же классе. Все они неодинаковы. Единственно, что мы можем делать, так это оберегать юношество от злобных, кровавых мифов, которыми им отравляют сознание.

– Но понятие «идеология» исходит от идеи, цели.

– У всех идей могут быть разные цели. Единственно, чему мы можем научить, что Окуджава называл «Святая наука – расслышать друг друга».

– В одной Вашей статье проскользнуло слово «аристократизм». Что Вы вкладываете в это слово?

– Аристократизм отрицает и расхлябанность демократии, и авторитаризм тоталитарных систем. Аристократизм – чувство собственного достоинства, понимание, кому ты обязан, и кто тебе обязан, естественное чувство благодарности. Умение вести себя абсолютно одинаково и также поступать, как с вышестоящим, так и с нижестоящим на иерархической лестнице.

– Иначе говоря, интеллигентность.

– Аристократизм – это и есть интеллигентность, то есть выдерживание вертикали ценностей. Только на этом уровне можно говорить о культуре.

– Нередко можно встретить элементарно неграмотных учителей, которых язык не поворачивается назвать аристократами.

– Это не порок, а беда. Она заложена в нынешней ситуации, при которой современный учитель задыхается в ворохе распоряжений, отчётов, документов. Школа, к сожалению, превращается в то место, где дети мешают администрации и педагогам работать с документами.

– Происходит своеобразная перелицовка истории нашей страны. Она заметна и в учебниках. Что тут делать учителю?

– Плохому учителю делать нечего. Нормальному – да. Во-первых, всё открыто. Существует огромное количество литературы. Но у учителя в голове каша, вместо одних мифов появились другие. Я ни в какие мифы не верю: ни в советские, ни в постсоветские, ни в перестроечные. Сегодня, если есть возможность, надо давать разные точки зрения. Учить дискутировать, показывать, как работать с документами. Есть, чем заняться, и не ждать команды: берите флаг в руки, и начинайте воспитывать школьников «в духе патриотизма».

– Известно Ваше скептическое, мягко говоря, отношение к Единому государственному экзамену. Ваши взгляды изменились?

– Нет, не изменились. Вот, скажем, один пример: результат ЕГЭ действенен только полтора года. Почему? Этим самым мы лишаем людей документа об образовании. Предположим, вы не успели поступить в МГУ, вы проработали в геопартии, потом рабочим, потом решили пойти на режиссёрский факультет. Имеете право. Кому это будет мешать? А вам приходится заново сдавать математику. Мы унижаем людей, заведомо ставим их в ложную ситуацию. А если я решу через три года поступать? Здесь масса накрученных, бессмысленных вещей, которые вообще не стоят мизинца.

– Не за горами 1 сентября. Что в этот день вы будете говорить школьникам – одни и те же слова, произносимые из года в год? Или что-то новенькое?

– Мы проведём театрализованное представление. Один мальчик в первый класс пойдёт, другой – в одиннадцатый. А что я скажу? – подумаю, что буду чувствовать, то и скажу. Но всё равно это будет праздник.