Туофикеа — общественные новости

Вдруг навстречу — озорник.
В ранце — с двойками дневник,
Нет эмблемы на фуражке,
И ремень уже без пряжки».
Сергей Михалков. «Дядя Стёпа».

Тема возможного введен
я общеобязательной школьной формы вот уже несколько дней волнует общественность. Не буду пересказывать то, что уже известно относительно думских голосований по данному вопросу. Закон есть закон — если примут, так и будем подчиняться. Тут важно другое — этот вопрос, как выяснилось, тревожит каждого. Прежде всего это касается даже не детей, а их пап и мам. Часть родителей высказалась сугубо против введения непререкаемого дресс-кода, ибо, с их точки зрения, подобная новация может в очередной раз ударить по их карману, да и по нервам тоже.

«Это будет очередная головная боль перед началом учебного года», — говорят они. И добавляют: «Наверняка эта форма будет не только унылой и непрактичной, так она ещё выйдет нам дороже, чем те джинсы и свитерок, к которым так привык наш сын!». А женщины тут же вспомнили свои детские мучения с коричневым платьем и бесполезным фартуком, с белыми воротничками и манжетами. Другие родители, напротив, выражают всемерное одобрение: «Наконец-то не будет проблем с одеждой! Так надоело по утрам слушать детские капризы относительно вещей. Мол, не надену это платье — оно уже не модное!». Будет форма и — разговор закончен. Мы носили, и вы не развалитесь, дорогие дети! По крайней мере, научитесь выделяться талантами и умениями, а не лейблами да фасонами.

Это, разумеется, волнует и самих учеников, потому что им далеко не всё равно, во что одеваться и как выглядеть. Дети, а в особенности подростки, очень внимательно и придирчиво относятся к своему гардеробу. Взрослые люди могут обойтись без актуальной новинки или, скажем, махнуть рукой на фасон: «Лишь бы удобно было!». У школьников всё гораздо жёстче — они, как никто, склонны критиковать окружающих за неподобающий, с их точки зрения, внешний вид. Высмеивание «уродов» и плохо (читай — некрасиво, немодно!) одетых соучеников вовсе не является позорным признаком общества потребления, как пытаются утверждать критики современной нам реальности. Надо смотреть на мир без розовых очков — дети чаще всего категоричны в своих утверждениях, им ещё только предстоит научиться мудрости и умению видеть суть, а не внешнюю оболочку.
Бывает и так, что в классе учатся представители различных молодёжных течений — современные неформалы не прячут свои «фенечки» от завучей. Но школа всё-таки (несмотря ни на что!) пока ещё не клуб по интересам и не тусовка, а общеобразовательное учреждение. Соседка-старшеклассница рассказывала, как к ним в школу перевели девочку-«готку», которая, пользуясь дарованной свободой «самовыражения», некоторое время ходила на уроки в своём привычном облачении. Как вы думаете, на кого было обращено всё внимание соучеников? На учителя, который калякает на доске методы синтеза альдегидов или вот на эту, с позволения сказать, фею тьмы? Девочке стали подражать. Основной рефрен соучеников: «Ей можно, так почему мне — нельзя?!»

Юность есть юность, тут уж ничего не поделаешь! Поэтому, когда в этой школе (по многочисленным просьбам родителей) ввели некое подобие дресс-кода, все вздохнули свободно, включая большинство учащиеся, ибо исчез важнейший «раздражитель».
Но, вместе с тем, присутствует и такой довод: «Я не хочу, чтобы наши дети с младых ногтей приучались к форме! Быть таким, как все — что может быть страшнее? Опять загнать всех в казёнщину, в унылый и безликий строй?». Так сказать, за что боролись?! И — рефреном про «скованных одной цепью», которые ничего хорошего создать, увы, не могут. Забавно, что николаевская эпоха, «затянутая» в чиновничьи, придворные и студенческие мундиры, совпала с Золотым Веком русской культуры, тогда как свободные, бесшабашные и невероятно креативные 1990-е оказались десятилетием чернухи, попсы и безнадёжности, но уж никак не временем расцвета наук, искусств или, скажем, высшего образования.

Ещё более скудоумно выглядит фраза, гласящая, что школьная форма — это типичный признак тоталитаризма, якобы любящего стройное единообразие.
Напомню, что в ненавистном либералами Советском Союзе школьная форма появилась только после войны, а вот англосаксонский мир, который считается неоспоримым примером «демократии и уважения прав человека», как раз-таки всегда славился своими строжайшими требованиями к внешнему виду учащихся. Вспомните культовый фильм ‘The Wall’ (1979) группы ‘Pink Floyd’, а если не хочется напрягать память или по какой-то причине лень смотреть, то найдите хотя бы клип под названием ‘Another brick in the wall’. Вот уж где тоталитаризм, даже не снившийся усатому товарищу Кобе. В кадре мы видим превращение детей в некую безликую биомассу, из которой создаются «кирпичики», удобные системе. По сути, фильм ‘The Wall’ — это ещё и мощный протест против типичного британского воспитания, испокон веков проявляющего громадный интерес к внешним признакам респектабельности и комильфотности.

А что же в России? Итак, 1834 году при императоре Николае I был принят нормативно-правовой акт, утвердивший общую систему всех гражданских мундиров империи. В эту систему вошли не только чиновничьи или, скажем, придворные мундиры, но и гимназическая форма. Николай Павлович не просто любил красивое однообразие казармы, как это постоянно подают нам в статьях и в книгах. Он понимал, что часто именно одежда настраивает человека на определённый лад — в мундире сподручнее ощущать себя ревностным службистом, чем во фраке брусничного оттенка «с искрой». Император был категоричен — он презирал «фрачных» тунеядцев, уже с утра фланирующих по Невскому проспекту, поэтому введение мундиров для всех честных тружеников рассматривал, как способ отделения оных от бесполезных обществу «фланеров». Юные ученики — не исключение. Переодеваясь в форму, человек, независимо от возраста и смысла деятельности, как бы оставляет, отбрасывает свои привычки, пристрастия, комплексы, становясь именно гимназистом, студентом, чиновником и так далее. Происходит психологическая перестройка, благодаря которой мы настраиваемся именно на предложенные нам формы деятельности.

В этой связи вспоминаются школьные годы. Зимой нам разрешали носить спортивную — точнее, лыжную — форму в те субботы, когда у нас были сдвоенные уроки физкультуры. Объяснялось это тем, что на переодевание уходит слишком много времени, поэтому лучше быстро и без проволочек срываться с геометрии — прямо на лыжню. Так вот именно в эти дни мы вели себя чрезмерно шумно и бойко, так сказать, по-спортивному. Но при этом внедряться в тонкости этой самой геометрии совершенно не хотелось. В классе было стойкое ощущение турбазы или раздевалки лыжной секции: мы тут сидим в ожидании старта, поэтому сворачивайте все эти ваши теоремы, дорогая Марья Ивановна! Что ж, каждому виду деятельности — своё платье. Современный ученик иной раз влетает на урок в той же самой одежде, которую он привык носить в своей повседневности и не стоит сбрасывать со счетов психологические аспекты, связанные с нашей «оболочкой».

Кстати, до революции учащийся гимназии не имел права носить «обычную», скажем так, штатскую одежду, и в своей обычной, внешкольной жизни. Полистаем знакомые с детства книги? Вот вам фрагмент из повести Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания»: «В кондуите по милости директора были такие записи: Глухин Андрей был встречен г.директором в шинели, надетой внакидку. Оставить на четыре часа после уроков, Гавря Степан… был замечен г. директором на улице в рубашке с вышитым воротником». Обращаю ваше внимание на то, что вышеназванные ученики оказались застигнуты вездесущим господином директором не в рекреациях учебного заведения, и даже не во дворе гимназии перед началом занятий, а именно на улице, то есть в свободное от получения знаний время! Более того, ученики не имели права на посещение кафе и прочих заведений, даже вместе с родителями.

Гимназисты носили свою форму постоянно. В чеховском рассказе «Мальчики» есть такая строчка: «…и если б на нём не было гимназической куртки, то по наружности его можно было бы принять за кухаркина сына». То есть, даже, приходя в гости, учащийся не мог себе позволить иную форму одежды, возможно, гораздо больше подходившую для визитов. Или вот: «Из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком — его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом — его сын». Читая хрестоматийный сюжет под названием «Толстый и тонкий», мы замечаем, что определение «гимназист» здесь такое же зримое, как и «высокий с прищуренным глазом». Просто юноша был одет по форме даже в не учебное время! Все знали, что перед ними именно гимназист.

Быть гимназистом — это почётно и приятно. Об этом писали даже те авторы, которые уже в советские времена клеймили позором старую школу, как изощрённую угнетательницу ребёнка. Тот же Лев Кассиль пишет: «Сизяками дразнили гимназистов. Я был горд, что меня теперь тоже можно так дразнить. Солнце сияло на моем животе, отражаясь в латунной бляхе кожаного кушака». Или у Валентина Катаева: «Ах, какое это было блаженство — покупать фуражку! Сначала её долго примеривали, потом торговались, потом выбирали герб, эту изящнейшую серебряную вещицу. Она состояла из двух скрещенных колючих веточек с «О. 5. Г.» между ними — вензелем Одесской пятой гимназии».

Гораздо труднее приходилось девочкам, с их извечным стремлением к кокетству и к любованию своей наружностью. Помните рассказ Ивана Бунина «Лёгкое дыхание» о красивой гимназисточке Оле Мещерской, которая поначалу ничем не выделялась «в толпе коричневых гимназических платьиц», но потом оказалась замечена с высокой дамской причёской? В рассказе есть примечательный диалог ученицы и наставницы:
«— Прежде всего, — что это за причёска? Это женская прическа!
— Я не виновата, madame, что у меня хорошие волосы, — ответила Мещерская и чуть тронула обеими руками свою красиво убранную голову.
— Ах, вот как, вы не виноваты! — сказала начальница. — Вы не виноваты в причёске, не виноваты в этих дорогих гребнях, не виноваты, что разоряете своих родителей на туфельки в двадцать рублей! Но, повторяю вам, вы совершенно упускаете из виду, что вы пока только гимназистка…»

Давайте снова вспомним нашу историю! В 1918 году гимназическая форма, равно как и форма реальных училищ, были признаны «тяжким наследием царского режима», «имперским пережитком» и «средством угнетения свободного ученика». В связи с этим форменные мундиры и платья были широким жестом выброшены на свалку истории и отменены вместе с большинством наработок в области образования. Сразу после революции в Стране Советов начались социальные эксперименты, которые, к сожалению, не обошли и школьную жизнь. Классно-урочная система вдруг оказалась «буржуазно-упадочной», поэтому её тут же заменили всяческими Дальтон-планами и лабораторно-бригадными системами. Достаточно почитать книжку Николая Огнева «Дневник Кости Рябцева», дабы понять, насколько сии новации были несовершенными, а если точнее — провальными.

В 1930-х годах всё начало возвращаться на круги своя — дети снова сели за парты, а учитель вышел к доске с указкой. Правда, школьная форма появится только через несколько лет после войны! Вспомните повесть «Черемыш — брат героя» (1938). Мальчик приходит в класс в интересном наряде: «Гимнастёрка на военный лад. Но заметно, что сшита на другого. Рукава подвёрнуты. Воротник вокруг шеи — как обруч на палке. На воротнике голубые полоски».

А уже в конце 1940-х годов школьникам вернули форму. То была эпоха Большого Стиля и имперских вкусов. Сталинский СССР проявлял себя духовным наследником царской России, посему многие из дореволюционных наработок оказались снова востребованы. Также было решено переодеть сов.служащих в некое подобие мундиров — появилось полувоенное облачение для связистов, энергетиков, работников системы МПС и ряда других ведомств. Девочки из пролетарских семей сделались похожи на гимназисток и заскользили в изысканных вальсах с мальчиками, облачёнными в мундирчики. Кстати, на время было возвращено и раздельное обучение «барышень» и «кавалеров».
Школьная форма в СССР несколько раз реформировалась. Очень хорошо помню тот всеобщий девичий восторг, когда старшеклассницам было предписано носить не «устаревшее» и казавшееся каким-то сиротским, коричневое платье, а синий костюм, который можно было дополнять различными блузами. Уже в конце 1980-х начали раздаваться вопросы: «А зачем нам нужна, собственно, форма, если мы всемерно боремся с формализмом и казёнщиной?!». Поэтому после развала СССР, когда общество, радостно смеясь и весело постреливая, расставалось со своим «совковым прошлым», единый стандарт школьной одежды был отменён…

Сейчас мы потихонечку собираем и вспоминаем всё то, что было когда-то выброшено, изуродовано и осмеяно, потому что, как выяснилось, далеко не всё то, что было советским, оказалось, собственно, «совковым». Очень многое задумывалось именно разумным и правильным, в том числе и школьная форма. Как всё это будет выглядеть на данном этапе — покажет время, но сама мысль заслуживает внимания! Разумеется, раздаются и скептические возгласы: «Современное образование находится на столь низком уровне, что никакая дисциплинирующая одежда не спасёт нас от безграмотности! Надо, прежде всего, заниматься содержанием, а не формой. Думать о форменных пиджачках, вместо того, чтобы озаботиться, наконец-то самим процессом обучения — это, примерно, как делать косметический ремонт в полуразрушенном доме!». В этих сетованиях есть и своя доля истины. Ну что же, поживём — увидим.