Туофикеа — общественные новости

Куда ты карабкаешься? Чего ты на самом деле хочешь? Какова твоя воля? Каково мышление? Какова стратегия? В каком обществе ты живёшь? К чему ты сам? Если ты рождаешь детей, то зачем? Что ты им скажешь? Ты задумывался, зачем тебе дети?

Александр Дугин, философ

Последнее время я стал замечать, это бросается в глаза, что в обществе увеличивается количество таких откровенно сумасшедших. Это мы видим на улицах, потому что люди говорят с каким-то определенным пафосом, делают непривычные, необычные жесты, часто речь людей становится все более и более сбивчивой, все больше и больше сорных слов, незаконченных предложений, использование терминов не по прямому назначению. А в психиатрии одним из признаков психического расстройства является речевое расстройство. По уровню речи, по качеству речи как раз судят о психическом состоянии. Если мы включим телевизор (это страшное предложение для интеллигентного человека, я вот с рядом крупных наших деятелей телевидения встречался, они говорят — «Конечно, вы не смотрите телевизор» с надеждой, что, может быть, я опровергну — конечно, не смотрю)… Вообще вменяемый человек может смотреть телевизор? По мне разве можно сказать, что я смотрю телевизор? Смотреть телевизор и ходить на гей-парады скоро будет одинаково непристойно, поэтому соответственно, конечно, не смотрю. Они говорят — «Ну, вы знаете в интернете что-то…» Да, в интернете иногда отдельные фрагменты, высказывания мне и так вырезают, присылают…

Так вот, если посмотреть телевизор, говорят, что там показывают совершенно невероятные вещи. Т.е. люди — ведущие, гости, программные редактора, аналитики — постепенно утрачивают представление о связном внятном дискурсе, забывают, какую тему обсуждают, и разговор сводится то к крику, то к визгу, то к каким-то личным действиям. Говорят, один другого бьет, кричит, кто будет в аду гореть, кто что кому покажет из всяких непристойных частей тела, и это нарастает как снежный ком. Т.е. смысл исчезает из общества, из культуры, из информационной среды, и люди все меньше понимают самые простые вещи.

Например, сводка новостей, простая вещь. Раньше люди более-менее понимали, о чем идет речь, а сегодня уже нет, не понимают кто хороший, кто плохой. Хорошая Северная Корея или плохая, кто в Сирии с кем борется, возгорелся центр в Грозном. Т.е. новости не попадают ни на какую интерпретационную решётку, а это и есть безумие, общество, которое постепенно теряет самое главное человеческое достоинство — способность строить из разрозненных моментов некую систему, систему понимания мира, строить мир, и вместо мира остаются отдельные фрагменты. Человек чувствует голод, и он начинает двигаться, например, к магазину, становится в очередь за сыром, достает карточку, покупает сыр — и выбирает бананы. Эта стратегия, нельзя сказать, что она полностью безумная, наверно, такой радикально безумный человек уже и этого не способен сделать, но и как-то полноценным человеческим умом это не назовешь, потому что животное тоже как-то ищет. Вот один философ немецкий говорил, что животное все время ищет. Я последнее время вижу, что люди тоже что-то ищут, они ходят и ищут, т.е. они ведомые определенными стратегиями. Но Хайдеггер, например, говорил, что животное одержимоBenomen, ist Benomen, он даже такой термин ввел Benomen Heit — одержимость. Так вот, животное одержимо поиском или какой-то навязчивой идеей. Анализируя работы биолога Хюккеля, Хайдеггер говорит — обратите внимание на пчел, если переставить их улей на два метра с того места, на котором он стоял, они, вернувшись и не найдя, будут бесконечно долго кружить на том месте. Хотя казалось бы — посмотри в сторону, вот он, твой улей. Нет, они будут падать от ужаса, наполненные медом, и уничтожаться там. Или как дятел, который долбит час по столбу, где явно нет никаких червей. Но он просто одержим этим стуком, как пчелы одержимы возвратом именно к тому месту, откуда они вылетели. Такое впечатление, что наше общество становится все более и более одержимым, но движется по каким-то… Карьера. Им кажется, что это карьера. Это карьера, которая никуда не ведет, как пчелы, это все одно и то же. Они воспроизводят одни и те же действия вообще, не задумываясь над их конечной целью, над их смыслом. Никуда это не встраивается, ни в какую стратегию.

И вот эта фрагментаризация человеческой жизни нашего общества. Точно так же и в науке. Человек знает какую-то дисциплину, преподает, а что в остальном? Он вообще не понимает остальное в мире, он говорит — и это производит впечатление безумия, поэтому подчас в высшей сфере я тоже стал замечать. Можно в принципе найти совершенных полностью таких шизофренических преподавателей, которые не понимают, что они говорят сами, но они делают это из года в год, хочется сказать — из века в век, но на вид возникает такое впечатление. В советское время им дали какой-то импульс, и они продолжают жить в том же самом. Об этом говорят люди на передачах, об этом люди спорят в аналитической среде. И создается совершенно фантомное общество, общество, одержимое простыми вещами, как животные, некоторым набором поведения, которое вообще не складывается в мир. И эта одержимость создает ощущение, что все в порядке, что я все понимаю, я контролирую ситуацию, я в тренде, я в топе. Но простите, дорогой, в каком тренде? А что за тренд? А что за топ? А куда ты карабкаешься? А что ты на самом деле хочешь? А какова твоя воля? Каково мышление? Какова стратегия? В каком обществе ты живёшь? К чему ты сам? Если ты рождаешь детей, то зачем? Что ты им скажешь? Ты задумался, зачем тебе дети? Это просто так, или ты разводишь просто так на скотобойню, новый контингент для мора, ты что делаешь? А кто ты тогда есть, если ты плодишь детей — или ты в них вкладываешь что-то человеческое. Если человеческое — тогда расскажи, что человеческое? А в тебе что человеческое есть? Расскажи, проанализируй, ты же разумный человек. Можно представить, что как шипение в ответ раздастся. Кто-то царапается, кто-то стучит, кто-то продолжает летать, как ни в чем не бывало.

И вот на таком же уровне происходят дискуссии, споры, аналитические баталии. Мне даже кажется, что заседание Государственной Думы или каких-то наших высокопоставленных, серьёзных людей — это некая маска. На самом деле они наивные потерявшиеся в мире шизофреники, которые просто строят умное лицо. А на самом деле, если спросить — а что значит твое умное лицо, депутат? Он даже, строго сказать, не сможет ответить, он одержим депутатством. Просто это распыление каких-то социологических диагнозов, которые не складываются в общую картину. И никто не чувствует большой скорби и печали от отсутствия мира, от отсутствия смысла, от отсутствия стратегии, от отсутствия собственно человеческого измерения в нашей жизни. Телесно как-то каждый копошится, но это не человеческое существование. Просто выживание не может быть целью человеческой жизни или прокормление, или продолжение рода — все это совершенно остаточные, недочеловеческие проявления. Человек живет мечтой, человек живет мыслью, человек живет волей, человек живет властью, человек живет философией и политикой. Если он отказывается, складывает свои полномочия мыслить и действовать, т.е. быть в каком-то смысле осмысленным существом, и оперировать смыслом — а это философия, и заявлять о своей воле, свои требования в своем понимании лучшего, о благе в политическом действии — значит, он сдает свое человеческое достоинство, а тогда он просто превращается в скот.

Но человек не животное. И поэтому если мы можем спокойно наблюдать за полетом пчелы или стуком дятла, или бегом собаки, и особенно за элегантной и изысканной походкой кота по забору — но когда мы видим человека, который идет по забору, или долбится о фонарный столб, или ищет чего-то, например, в обществе или в каком-то ночном клубе или в магазине, перебирая товары, запакованные хорошо генномодифицированные продукты, возникает ощущение отнюдь не созерцательного наслаждения природой и богатством ее разнообразия. А возникает ощущение глубокого сожаления относительно того, что люди как бы в этом заболевании, в этом своем упадке, в этой своей фрагментации сами не испытывают от этого боли. Тогда испытывают боль другие, глядя на них — «Неужели этим шизофреникам не стыдно быть такими, как они есть».

Я смотрю на потоки огромные машин. Совершенно очевидно, что все люди едут напрасно. Они едут не туда, каждый из них по отдельности и все вместе. Они едут совершенно не туда, они толкаются, они визжат, свистят друг другу, нажимают на клаксон, пытаются проехать кто по тротуару, кто на красный свет, кто сбить старушку… Но это на самом деле не туда. Это каждый из них индивидуально выбрал неправильный маршрут, потому что не выбирал. А человек — это тот, кто выбирает маршрут, кто думает — зачем? Человек — кто делает свое присутствие осмысленным. Вот в этом наше человеческое видовое достоинство. Утратив его, мы не превращаемся в зверей. Мы превращаемся в больных, мы становимся хуже, чем звери. Мы становимся просто каким-то скотом, который еще некто и не разводит, он еще и никому не нужен, потому что его надо только кормить. Смотрите, сколько государственных машин, мощных лопастей, турбин, железных дорог — все это ненужное месиво эти бредящие массы перевозит, транспортирует, кормит, потом опекает, пока они не умерли. Огромные усилия закачивает совершенно впустую, потому что человек — это тот, кто придает бытию смысл, тот, кто задумывается о бытии. А тот, кто не задумывается о бытии — тот лишний, лучше бы ему вообще не рождаться.

Раз уж мы родились, мы обязаны отвечать на вызов бытия, и наш Dasein, и наше присутствие в мире, наше наличие здесь — это открытая рана. Человеком быть трудно, мыслить очень ответственно и очень рискованно, у нас нет другого выхода просто. Безумие, на самом деле, тоже не спасает, потому что втайне в каждом из нас есть ощущение, что мы делаем что-то не то, идем не туда, едем не так, живем неправильно, не с теми, не в том времени и месте, и не имеем по-настоящему того предназначения, которое в общем-то привело нас в этот мир. Кто в этом виноват? Кто-то виноват. Я думаю, что во всем власть винить, конечно, нельзя, но наша власть является зеркалом этого состояния. Она, к сожалению, не умнее, чем все остальные, а должна была бы быть умнее. Поэтому вопрос о смысле должен быть поставлен в центре национальной дискуссии как минимум